Главный художник Русского драматического театра Владимир Шведов отметил 70-летие
«Творить емкую, полнозвучную сценографию…»
Сериал «Тайны дворцовых переворотов. Россия, век XVIII», снятый в 2000-х годах известным кинорежиссером Светланой Дружининой, можно назвать настоящим показом мод. Именно костюмы — роскошные, исторические, с цветастыми каменьями, мехами и кружевами — являются на экране главными документами эпохи, а потому работать над ними было доверено лучшим мастерам страны. Народный художник Чувашии Владимир Шведов, отметивший 2 августа 70-летний юбилей, — один из них. В частности, именно он создал две короны для народной артистки СССР Инны Чуриковой, сыгравшей императрицу в фильме «Виват, Анна Иоанновна!», получившем приз на I Международном кинофестивале «Золотой Феникс». Но в первую очередь Владимир Степанович — личность, конечно же, театральная.
Оформленные им спектакли, не раз побеждавшие в Республиканском конкурсе «Узорчатый занавес» в номинации «Лучшая сценография», не похожи друг на друга ни по эстетике, ни по стилистике, ни по расстановке смысловых акцентов. Рядом с кадрами немого кино, проступающими сквозь монотонную серость дощатых стен в пьесе Максима Горького «Фальшивая монета» (2013), тихо вздыхает от тягот военного времени бедная русская глубинка в драме по повести Бориса Вахтина «Синяя-синяя речка» (2014). Эту работу высоко оценили не только в Чебоксарах, но и в Йошкар-Оле на XI Международном фестивале русских театров России и зарубежных стран «Мост дружбы».
Особый интерес вызвало сценографическое решение постановки. «Фактура спектакля волнует своей природностью, без символических премудростей и примесей, словно пышнотелая, веснушчатая крестьянка на сеновале, чьи руки пахнут молоком и хлебом, — отмечали в московском журнале «Страстной бульвар». — Эффект усиливает хромой, чуть покосившийся плетень с парой невзрачных подсолнухов. Причем стоит набросить на него незатейливый камуфляж, как он превращается в окоп. Будто колебания натянутого нерва — назойливый скрип деревянных досок, раскиданных повсюду: на полу, в воздухе и даже под потолком, точно внезапно захлопнувшаяся крышка неприподъемного сундука. Они словно танцуют, наклоняясь под разными углами и образуя множество пространств внутри одного. Герои же обитают на бесчисленных помостах, что придает действу объем и раскладывает его по динамическим уровням. Невозможно не восхититься талантом Владимира Шведова, который при минимуме средств умудряется творить емкую, полнозвучную сценографию».
«С годами я понял, что мелочей в нашей работе не бывает, — говорит Владимир Шведов. — Каждая деталь дополняет большое, основное, создает образ…»
Простая материя гоголевской «Женитьбы» (2016) с обаятельной незамысловатостью сценической обстановки контрастирует с буйством красок в комедии Карло Гольдони «Венецианские близнецы» (2017), где сцена буквально утопает в сочном итальянском солнце, щедро золотящем дель-артовские карнавальные маски на лицах актеров. Шик и помпезность интерьеров в пьесе Джеймса Голдмена «Лев зимой» (2009) оттеняют приглушенные тона и схематичность спектакля «Сказки матушки Мидоус» (2014), поставленного по произведениям детского американского писателя Джоэля Харриса. «Сцена здесь одета в сплошную эскизность. В пустыне белого полотна то и дело возникают миражи-очертания пней, стволов, ветвей, шалашиков, болотцев. Штрихом-броском падают веревочная лестница, ткацкий станок и кресло-качалка», — читаем на страницах журнала «ЛИК: Литература. Искусство. Культура».
А вот что писали в этом же издании о сценографии Владимира Шведова в драме Жана Ануя «Орфей и Эвридика» (2012): «Спектакль поглощает все ярусы сценического пространства, так что действо воспринимается в формате 3D. Размытость предметных контуров, брожение по краю сознания, грани, которые нельзя потрогать… Непривычный метод работы для нашей труппы. Герои теряются в оторванности от конкретного места и времени. Мы что-то слышим о привокзальном буфете, зале ожидания и перроне. Но все это лишь слова. А в действительности — то ли палуба корабля, увенчанная лепестком гигантского паруса, то ли подземелье, в которое уводят железные рельсы-штанкеты. Кстати, они опущены, что подчеркивает обостренную, фактически скелетную оголенность сцены. Кулис тоже нет. Вместо них — полотна мутного полиэтилена, заключающие пространство в вакуумный кокон. Анатомия спектакля сложна своей бескостностью, когда один элемент оказывается производным от другого».
Настолько тонко чувствовать законы жанра, облекая фантазию в вещественную форму, подвластно лишь поистине большому профессионалу, который точно знает, чего хочет, и как сделать так, чтобы не сковывать движения актеров и помочь им максимально глубоко погрузиться в материал. Достаточно вспомнить пышные кринолины в инсценировке тургеневского романа «Отцы и дети» (2019), что очень метко передает дух моды XIX века. Или старославянские орнаменты в «Царевне-лягушке» (2017), изображающие диковинную растительность, райских птиц и придающие образу спектакля чарующий оттенок эпичности, повествовательности, иносказательности. А до чего же броско, рельефно и с размахом художник рисует картины дворянского быта в комедиях Александра Островского «Бешеные деньги» (2012), «Волки и овцы» (2015) и «На всякого мудреца довольно простоты» (2021). Визуальный ряд цепляет глаз своей многомерностью, фактурностью и детальной проработкой общих планов, что позволяет публике всецело проникнуться колоритом русской национальной культуры, вдоволь налюбовавшись архитектурой столицы и провинциальных городков позапрошлого столетия.
В инсценировке романа Федора Достоевского «Преступление и наказание» (2011) Владимир Шведов, напротив, мыслит метафорами и ассоциациями, виртуозно играя с воображением артистов и зрителей. В качестве центрального элемента сценографии им выбран дом, имитирующий знаменитые питерские дворы-колодцы и создающий гнетущее ощущение сдавленности, замкнутости, невозможности развернуться, будто все герои произведения заперты в тесной клетке. «Там есть Петербург-колодец, гроб-комната Раскольникова», — рассказывал сам Владимир Степанович. Таким образом, декорации наглядно отражают душевное состояние персонажей, импульсивных, мятущихся, задыхающихся в смраде социальных предрассудков и развенчанных идеалов, но не имеющих сил вырваться на свободу. Вот уже без малого 15 лет постановка не сходит с подмостков Русского драматического театра, заставляя нас заново влюбляться в классику и открывать в ней грань за гранью.
По окончании Чебоксарского художественного училища (1975), куда он впоследствии вернулся в качестве педагога, и Школы-студии МХАТ имени Владимира Немировича-Данченко (1980) Владимир Шведов долгое время служил в Чувашском театре юного зрителя имени Михаила Сеспеля и Чувашском академическом драматическом театре имени Константина Иванова. В 2008 году его творческим домом стал Русский драматический театр, где он дал сценическую жизнь десяткам спектаклей. Фото ВКонтакте