Священномученик Иоанн (Лебедев): его уголовное дело состояло из отчета о взносах в епархию и слов поддержки для крестьян

Сотрудник уголовного розыска с литературной фамилией Ленский конфисковал на почте открытку, отправленную священником села Карино Александром Селезневым, в которой было написано: «Приезжала Мироновна, был Кубарев, отказал, распряг, пообедал, полежал, у Широниной-Шибаршиной умер сын, барыня принесла фунта 4 мучицы. Четверг: десять минут первого чай пил и лег, а в начале 3-го часа обедал и по хозяйству, в 7-м часу чай пил, а в начале 8-го ужинали и Людмила в Пыжове, убрал скотину и пишу. Пятница. Пироги посадили, чай пьем и почта».

Текст открытки показался сотруднику уголовного розыска подозрительным, зашифрованным посланием. Из-за этой открытки в конце концов и возникло уголовное дело, фигурантом которого стал в том числе отец Иоанн Лебедев...

* * *

Священномученик Иоанн родился в 1869 году в погосте Воронцово Егорьевского уезда Рязанской губернии в семье псаломщика Христорождественской церкви Федора Федоровича Лебедева и его супруги Евдокии Яковлевны. В 1892 году он окончил Рязанскую духовную семинарию и 12 ноября того же года был назначен законоучителем в церковноприходскую школу в деревню Пожинская Егорьевского уезда. В 1896 году он обвенчался с девицей Надеж­дой, дочерью уходившего на покой священника Мартина Сампсоновича Липягова, настоятеля храма Рождества Христова, находившегося в пяти верстах от Зарайска в селе Пронюхлово. 28 сентября Иван Федорович был назначен на его место, и епископ Михайловский, викарий Рязанской епархии Полиевкт (Пясковский) рукоположил его во священника к храму Рождества Христова.

15 декабря 1896 года отец Иоанн был назначен заведующим и законоучителем церковноприходской школы в селе Пронюхлово, а впоследствии и законоучителем в окрестных земских училищах деревень Секирино и Мендюкино. Впоследствии за усердное многолетнее служение Церкви отец Иоанн был возведен в сан протоиерея.

С приходом к власти большевиков начались гонения на Русскую Православную Церковь. Предчувствуя наступление времени, когда тяжелые испытания коснутся каждого, отец Иоанн не уставал тогда говорить прихожанам: «Только не отрекайтесь!»

22 декабря 1929 года была перехвачена та самая открытка. Сотрудник угрозыска Ленский произвел обыск у пославшего открытку священника Александра Селезнева. При обыске обнаружили изданные в незапамятные времена Союзом русского народа брошюры, послания Патриарха Тихона и переписку отца Александра с благочинным Зарайского округа протоиереем Петром Успенским, служившим в селе Радушино. Тут же произвели обыск у благочинного и нашли письма, протоколы общих собраний церковной общины, черновики отчетов правящему архиерею и циркуляры — обычные следы бюрократической деятельности. «Всё просмотреть не удалось, но в общем уже явно вытекает, что священники Зарайского района имеют определенную антисоветскую группировку, проводят работу организованно путем собирания сведений и ведут контрреволюционную агитацию. Расследование производится. Просьба вырешить вопрос о дальнейшем и дать указание кому данное дело передать, так как оно по существу должно бы вестись органом ГПУ», — писал сотрудник уголовного розыска помощнику прокурора по Зарайскому округу, нимало не сомневаясь, что священников надо арестовать.

24 декабря Ленский допросил двух посетителей чайной, которые показали, что были в этот день в чайной в 7 часов вечера. Когда они пили чай и беседовали, за соседним столом неизвестный гражданин повел антисоветскую агитацию, говоря, что Церковь права и все должны держаться за нее, власти хотят колокола снимать, но этого не следует делать. Оказавшиеся здесь случайные слушатели вознамерились арестовать говорившего и пошли за подмогой, но, когда вернулись, незнакомца в чайной уже не было. И они отправились на его поиски, найдя его неподалеку от железнодорожной станции. Здесь он был арестован и затем заключен в тюрьму в Зарайске. Задержанным оказался Василий Никифорович Затейкин, церковный староста храма Рождества Богородицы в селе Радушино, где служил прото­иерей Петр Успенский.

25 декабря 1929 года помощник прокурора распорядился передать дело для расследования в Коломенский отдел ОГПУ. В постановлении об аресте подозреваемых сотрудники уголовного розыска писали: «Произведенным расследованием установлено, что вообще священники деревень, расположенных недалеко от города Зарайска, все связаны между собой и в обходах определенно ведут агитацию контрреволюционного характера, а также такую же агитацию ведут и члены церковного совета их приходов».

В тот же день были арестованы благочинный Зарайского округа протоиерей Петр Успенский, протоиерей Иоанн Лебедев и священник Александр Селезнев. В начале января 1930 года они были допрошены.

Напуганный внезапным арестом, Василий Затейкин вступил в сотрудничество со следствием и заявил, что в члены церковного совета попал случайно, а раньше никогда в нем не состоял, и вскоре из обвиняемого превратился в свидетеля.

При массовых арестах, когда карательные органы, руководствуясь социальными признаками, заключали в тюрьмы множество случайных людей — среднего достатка крестьян, которых они собирались окончательно ограбить и выслать, или священников, как принадлежавших к враждебной атеистической власти группе, всегда находилось достаточное число малодушных, и с их помощью можно было сплести любое уголовное дело.

Автор открытки, священник Александр Селезнев, показал: «Обнаруженные у меня при обыске переписка и литература принадлежат мне. Проповеди в написанном виде и литературу Восторгова (священномученик Иоанн Восторгов — священник, один из виднейших миссионеров и деятелей монархического движения, расстрелян большевиками в 1918 году. — Ред.) я хранил у себя для вида перед своим начальством, но среди верующих нигде ничего не распространял и проповеди не говорил. Восторговское направление я не разделяю и всегда был ему противник, но его брошюры мне присылали из Рязанской епархиальной канцелярии.

Посылаемые мной отчеты о состоянии прихода были написаны мной, в которых я писал о сектантстве, мерах борьбы с ним, наличии безбожников — коммунистов и комсомольцев с перечислением фамилий. Такой отчет я посылал только один раз по требованию благочинного Успенского, который уже на основе наших отчетов составлял отчет по всему округу. В своих отчетах я всегда преувеличивал положение дела, но на самом деле этого в действительности я не выполнял. Никаких листков на дома не давал и бесед с верующими не вел. За всё это я от своего духовного начальства не получал никаких наград, вообще я не вполне убежден как религиозно, так и в свое начальство. В последнее время в связи с большим подъемом хозяйственного строительства нашей страны, у меня стали решительные колебания в сторону снятия сана и полного отречения от Церкви, так как я с каждым днем стал убеждаться, что наша церковная деятельность является контрреволюционной и действительно является большим тормозом в советском строительстве. Находясь священником, я и другие невольно толкались на путь борьбы с советской властью, так как мы становимся перед таким вопросом — или бороться решительно с советской властью, или дать дорогу новой жизни. На первый путь становится монархическое — реакционное духовенство, к числу таковых я отношу своего коллегу, арестованного по моему делу священника Лебедева, имевшего крепкое кулацкое хозяйство, близкого человека к Рязанскому епископу Борису (Соколову), долго и упорно боровшемуся с советской властью, а Лебедев был его последователем.

А на второй путь встаю я, и последние свои годы желаю отдать не для Церкви и старых порядков, а для новой советской жизни».

4 января уполномоченный отдела ОГПУ Чесноков допросил протоиерея Иоанна Лебедева. Отвечая на вопросы следователя, священник сказал: «С благочинным Успенским как с соседом нахожусь в дружественных отношениях, изредка бываю у него. Отчетов о состоянии своего прихода я ему не посылал со дня революции. Циркуляров епископа Бориса (Соколова) я от Успенского не получал, только читал у него на дому; таковые, по моему мнению, антисоветского ничего не имели».

12 января на отца Иоанна поступил новый донос, что он собирал с крестьян деньги на уплату налога, который власти требовали с него за использование для совершения богослужений храма, в случае неуплаты угрожая закрыть храм. Местная милиция предлагала за это возбудить против священника новое дело.

Помощник прокурора Коломенского округа распорядился в отношении священника Иоанна Лебедева начать уголовное дело «за производство сборов с граждан для уплаты наложенного на него налога». Свидетели подтвердили факт сбора пожертвований, в противном случае, как справедливо говорил отец Иоанн прихожанам, могли храм закрыть. Нашлись и лжесвидетели, которые обвинили священника в антисоветской агитации.

Находясь под следствием в Коломенской тюрьме, протоиерей Петр Успенский тяжело заболел и 15 января 1930 года был отправлен в больницу имени 5-летия советской медицины, где 23 января скончался.

3 февраля 1930 года Особое совещание при Коллегии ОГПУ приговорило протоиерея Иоанна Лебедева, священника Александра Селезнева и четырех крестьян к трем годам ссылки в Северный край.

Священник Александр Селезнев был сослан в деревню Трусово Усть-Цильмского района, откуда 15 июня 1932 года написал в ОГПУ в Москву заявление, прося освободить его от дальнейшего отбывания ссылки по слабости здоровья. «К сему присовокупляю, что состоять на должности приходского священника по освобождении меня от высылки я не имею намерения, в чем и даю собственноручную подпись», — заключал он свое заявление. 2 сентября 1932 года Особое совещание при Коллегии ОГПУ разрешило ему «свободное проживание по СССР».

По окончании ссылки протоиерей Иоанн Лебедев вернулся в храм Рождества Христова в селе Пронюхлово. 30 ноября 1933 года он был назначен исполнять священнические обязанности также и в храме Рождества Богородицы в селе Радушино, где до 1930 года служил протоиерей Петр Успенский.

В середине августа 1937 года начальник Зарайского районного отдела НКВД, намереваясь вновь арестовать священника, вызвал на допрос тех свидетелей, в ком не сомневался, что они дадут нужные для НКВД показания, — председателей Секиринского и Пронюхловского сельсоветов и колхозов, которые и дали примерно одинаковые показания.

Лжесвидетели показали, что в мае 1937 года, на Пасху, священник, собрав у себя в доме прихожан, готовил их к срыву выборов в советы, предлагая голосовать против коммунистов.

19 августа, в день праздника Преображения Господня, начальник районного отдела НКВД выписал ордер на арест священника, и на следующий день отец Иоанн был арестован и заключен в Коломенскую тюрьму. В тот же день следователь допросил его.

— Следствию известно, что вы, посещая граждан селения Секирино, вели контрреволюционную агитацию. Признаете ли вы это? — спросил он священника.

— Посещая граждан, я говорил среди колхозников, что в колхозе работать тяжело, так как они работают без перспективы, — ответил отец Иоанн.

— Следствию известно, что вы среди населения села Пронюхлово и Секирино призывали население голосовать против коммунистов. Подтверждаете ли вы это?

— Нет, я это отрицаю, так как этого я не говорил.

Вскоре отца Иоанна перевели в одну из московских тюрем, где уже другой следователь снова его допросил.

— Вы обвиняетесь в распространении среди крестьян антисоветской агитации. Признаете себя виновным? — спросил он.

— Нет, не признаю, — ответил священник.

8 сентября 1937 года тройка УНКВД СССР по Московской области приговорила протоиерея Иоанна Лебедева к расстрелу. Он был расстрелян на следующий день, 9 сентября, и погребен на Бутовском полигоне в безвестной общей могиле.