О чем писал святитель Иоанн Златоуст диаконисе Олимпиаде: тот случай, когда стоит прочитать чужие письма
Святителя Иоанна прозвали Златоустом еще при жизни за исключительное ораторское мастерство, силу, красоту и убедительность проповедей. Его слово ценили тогда и продолжают ценить до сих пор. Услышать его мы, конечно, не сможем. Но к счастью, до наших дней в письменном виде дошли многие послания святого, в том числе письма Златоуста более чем к 130 людям. Особая история — переписка с диаконисой Олимпиадой. До нас дошли 17 писем, и удивительно, как многое в них звучит актуально до сих пор.
редактор, журналист
Кто такая Олимпиада?
Олимпиада была не только духовной дочерью святителя Иоанна, но и поистине выдающейся женщиной своего времени. Несмотря на то, что святитель был старше ее на 20 лет, он обращался к ней с глубочайшим уважением и доверием, видел в ней верную соратницу и опору. Он делился с ней самыми сокровенными переживаниями, страхами, болью, которую причиняли ему физические недуги, терзавшие его в ссылке, а ее поддержка, молитвы и практическая помощь были для него бесценны. Одновременно Иоанн Златоуст не забывает в письмах и о духовном наставничестве, давая советы и наставления. Все это делает их диалог по-настоящему уникальным и живым даже спустя столетия.
Об Олимпиаде мы знаем довольно много. Она родилась в знатной семье, но ее жизнь сложилась непросто. Она рано осиротела, унаследовав от родителей большое состояние. получила хорошее воспитание и образование. После короткого брака с высокопоставленным чиновником Небридием (384–386), который продлился меньше двух лет, Олимпиада овдовела. После смерти супруга твердо решила не выходить замуж снова. Она отказала самому императору Феодосию I, который сватал ей своего родственника!
За такое непослушание ее лишили возможности распоряжаться имуществом до достижения возраста 30 лет. Но реакция Олимпиады поразила всех: она благодарила Бога и императора! Для нее это было освобождением от тяжести богатства и пустой славы. А когда Олимпиаде вернули право распоряжаться деньгами, она полностью потратила их на помощь Церкви и нуждающимся.
Около 397 года Олимпиаду, вопреки всем правилам, посвятили в сан диаконисы (обычно диаконисами становились после 60 лет) при храме Святой Софии. Это исключение было признанием ее горячей веры и авторитета.
Кто такие диакониссы?
Диаконисы в древней Церкви (III–V вв.) представляли собой особую степень женского посвящения. Их главной задачей было служение женской части общины. Они помогали женщинам при крещении, посещали больных женщин на дому, передавали их просьбы епископу и сопровождали их к нему, поддерживали порядок на женской половине во время богослужения, а также распределяли пожертвования среди нуждающихся. От диаконов их отличало отсутствие богослужебных функций. К кандидаткам предъявлялись строгие нравственные требования.
Почему именно ей писал Иоанн Златоуст?
Когда архиепископом Константинополя стал Иоанн Златоуст, Олимпиада стала его духовной дочерью и верной помощницей. Она не только помогала Церкви деньгами, но и в итоге отписала константинопольской патриархии всю свою недвижимость. Главным ее делом стало создание женского монастыря недалеко от Святой Софии. Сначала туда поступили ее служанки, потом и знатные девушки, включая ее родственниц. Вскоре в монастыре собралось около 250 сестер. Здесь царила строгая молитвенная жизнь. Заходить в монастырь, кроме самого Златоуста (он приходил наставлять сестер), не дозволялось никому — ни мужчинам, ни женщинам. Но диакониса Олимпиада не замыкалась внутри монастырских стен, а своим попечением создала целую инфраструктуру милосердного служения в Константинополе и за его пределами.
Когда святителя Иоанна Златоуста несправедливо осудили и отправили в ссылку (404), Олимпиада стала его главной опорой: заботилась о нем, пыталась защищать его перед властями. За это ее саму начали преследовать, даже ложно обвинили в поджоге Святой Софии (лето 404 г.)! Недоброжелатели не смогли представить доказательства ее участия в поджоге, но, в конце концов, за отказ признать нового архиепископа, назначенного вместо Златоуста, на нее наложили огромный штраф и выслали из столицы в Никомидию (405). В ссылке Олимпиада оставалась верна себе: вела строгую подвижническую жизнь и продолжала переписываться с Иоанном Златоустом. Их письма стали для обоих источником силы и утешения в трудные времена. Хотя письма самой Олимпиады к святителю, к сожалению, не сохранились, ее образ и роль ясно встают из ответов Златоуста. Это была поистине переписка на равных.
Цитаты из писем святителя Иоанна Златоуста диаконисе Олимпиаде
Эти тексты — настоящие «антидепрессанты» для души, сочетающие трезвые напоминания о греховности уныния с надеждой. Для христиан XXI века, порой тонущих в информационном шуме и экзистенциальной усталости, Златоуст предлагает не абстрактные рассуждения, а буквально — руководство по выживанию.
О чем же именно писал диаконисе Олимпиаде святитель Иоанн Златоуст? В качестве примера приведем несколько выдержек из его писем.
Уныние — моль, поедающая разум
Уныние есть тяжкое мучение душ, некоторая неизреченная мука и наказание, горшее всякого наказания и мучения. Оно — моль, поедающая не только кости, но и разум, постоянный палач, не ребра рассекающий, но разрушающий даже и силу души, непрерывная ночь, беспросветный мрак, буря, ураган, тайный жар, сжигающий сильнее всякого пламени, война без перемирия, болезнь, затемняющая многое из воспринимаемого зрением.
Пророк говорил: «произведу закат солнца для них в полдень» — не потому, что светило скрывается... а потому, что душа, находящаяся в состоянии уныния, в самую светлую часть дня воображает себе ночь. Подлинно, не так велик мрак ночи, как велика ночь уныния... жесточайшая всякого тирана.
Страдание может быть выше добродетели
Когда Иов был более славным? Тогда ли, когда он открывал свой дом всем приходящим, или когда он, после того как дом обрушился, не произнес ни одного горького слова, но прославил Бога? Однако одно было добродетель, а другое — страдание. Когда он был более сияющим, скажи мне — тогда ли, когда он приносил жертвы за детей и сближал их между собою в целях единомыслия, или когда он, после того как они были засыпаны и окончили жизнь самым горьким видом смерти, перенес случившееся с большой мудростью? Когда он лучше заблистал — тогда ли, когда от стрижки овец его нагревались плечи обнаженных, или когда, услышавши, что огонь упал с неба и истребил стадо вместе с пастухами, он не смутился этим, не пришел в замешательство, но кротко снес несчастье? Когда он был более великим — тогда ли, когда пользовался здоровьем тела для защиты обижаемых, сокрушая челюсти неправедных, исторгая из зубов их похищенное ими, и был пристанищем для угнетаемых, или когда видел тело свое, этот щит для обижаемых, съедаемым червями и, сидя на навозной куче, сам скоблил его, взявши глиняный черепок? <...> Хотя то все были добродетели, а это все — страдания, однако последние показали его более славным, чем первые, потому что они составляли самую трудную часть состязания, требовавшую для себя большего мужества, более энергичной души, более возвышенного разума и обладания большей любовью к Богу [чем добродетели].
Страшен только грех
Не падай духом... Одно только... страшно... именно только грех... все же остальное — басня... Каково бы все это ни было, оно и временно и скоропреходяще... Поэтому и блаженный Павел... разъяснил все одним изречением: «ибо видимое временно».
Чрезмерная печаль и беспокойство вредят душе
Если [апостол] Павел не дозволяет предаваться излишней печали даже и ввиду допущенного греха, и притом греха столь тяжкого, но спешит, торопится, делает все и заботится, чтобы уничтожить бремя уныния, называя неумеренность сатанинскою, говоря, что она выгодна для диавола и есть дело его злости и бесчестных его намерений, то как же не признак крайнего безумия и сумасшествия убиваться и скорбеть из-за того, в чем согрешили другие и за что другие же должны дать отчет, — убиваться и скорбеть до такой степени, чтобы привлекать в свою душу неизреченный мрак, беспокойство, смущение, тревогу и невыразимую бурю? Если же ты опять скажешь мне то же самое, что хотя я и желаю, но не имею силы, то и я опять скажу тебе то же самое — что это только предлог и отговорка, потому что я знаю силу твоей любомудрой души.
«Кто не поступает несправедливо с собой, тому не в силах будет повредить никто другой»
Итак, соображая все это, удаляй от себя уныние, которое владеет тобою теперь по этим причинам, и не требуй от себя самой чрезмерных и тяжелых удовлетворений. Я послал тебе, что я недавно написал, именно, что, кто не поступает несправедливо с собой, тому не в силах будет повредить никто другой; и рассуждение, которое я послал теперь твоей честности, преследовало эту именно цель. Итак, постоянно пробегай его, а когда бываешь здорова, читай и вслух. Это будет для тебя, если захочешь, достаточным лекарством.
Благодарность в скорбях — оружие против диавола
Я хотел бы написать письмо еще длиннее, но так как и это, думаю, слишком превзошло меру, то, закончив здесь речь, я убеждаю твое благочестие, о чем я и всегда просил, удалять от себя уныние, прославлять Бога, что ты всегда совершала и постоянно совершаешь, принося Ему благодарение за все эти тягости и горести. Таким образом и сама ты приобретешь величайшие блага, и диаволу нанесешь смертельный удар, и нам доставишь большое утешение, и будешь в состоянии удалить облако уныния с большой легкостью и насладиться невозмутимым покоем.
И для диаконисы Олимпиады, и для святителя Иоанна время, когда велась переписка, было тяжелым: преследования, болезни, изгнание. Тем ценнее слова, советы и предостережения, которые мы находим в этих письмах, — за ними стоит опыт.
Для нашего мира, высоко ставящего комфорт и благополучие, важно помнить, что скорби не поражение, а путь к «венцам светлее солнца». И в этом смысле болезнь, разлука, клевета, переносимые со смирением и упованием на Бога, могут стать духовными инвестициями и вкладом в небесную сокровищницу.
Фото: Vasilina Sirotina, Леон Жозеф Флорантен Бонна(1880), Valentin Müller, Ivana Cajina, Lies Vergauwen, Jei Lee.