Сквозь врачей и блокпосты: путь из Парижа в Москву в самый разгар эпидемии

Начиналось всё довольно прозаично.

С начала года я находился во Франции, планировал остаться там навсегда, но обстоятельства сложились таким образом, что мне пришлось вернуться домой. В предыдущей своей фотоистории я детально рассказал о том, как там распространяется пандемия и как соблюдаются карантинные меры. Но вскоре мне пришлось вернуться в Россию; в общем, есть что сравнивать.

Предыстория

Всё довольно прозаично — во Францию, в город Дижон, я приехал из Москвы 2 января на собственной машине, с собакой и каяком на крыше. По плану это был мой окончательный переезд на ПМЖ — ехал я жениться на ожидавшей меня любимой француженке.

Опущу подробности совместной жизни в течение трех месяцев и сразу подойду к моменту, когда французское правительство осознало, что коронавирусная инфекция — это не шутка не только в Китае, который где-то далеко, а вот Италия вон притаилась за маленькой Швейцарией, и вообще, люди вовсю уже умирают, в том числе и в самой Франции.

Свадьба наша планировалась на 21 марта, и была уже согласована с мэрией Дижона, но 17-го числа оттуда позвонили и сообщили, что все свадьбы, разводы и прочие гражданские акты отменяются, а персонал отправляется домой до дальнейших распоряжений.

Сели мы с собакой и с несостоявшейся супругой взаперти, и пошли томительные дни метаний — оставаться мне на женской шее в статусе туриста или поехать все-таки на Родину, слухи с которой были противоречивы, но где тем не менее наибольший простор для маневра, есть возможность вернуться на работу (как мне казалось) и продержаться до открытия французских ЗАГСов, границ и так далее.

21 марта. Дижон

Первым моим порывом было вернуться на машине, заодно ее в России и продать, но тут как раз границы стали закрываться. Позвонили французским погранцам, они сказали, что выпустят, но неизвестно, впустят ли немцы. Тут и Польша закрылась на въезд совсем. Дни шли, весь интернет истерил на всех языках, в офлайне нервничали три семьи на английском, русском и французском, который я переводил себе со словарем.

Одолели, в общем, сомнения, ехать — не ехать, и я решил поехать, так как делать что-то казалось более простым, чем ничего не делать.

26 марта. Дижон

В четверг я купил на одолженные в России без малого 30 тысяч рублей (в феврале такой же стоил 16 тысяч рублей) билет на рейс su2453, вылетающий из Парижа в 23:25 на следующий день в пятницу, после чего получилось приобрести билет на поезд на 14:05 из Дижона в Париж.

Из 7—8 поездов разной цены и скорости, из которых был обычно выбор, в расписании остался только один быстрый TGV за 42 евро. К счастью, дома имелся принтер, распечатал все. На официальной странице посольства РФ во Франции появилось сообщение о закрытии с 27-го числа авиасообщения с заграницей 

Также было опубликовано обращение с просьбой к гражданам РФ, нуждающимся в эвакуации, сообщить по электронной почте свои данные для составления списков. Я не стал паниковать, позвонил сначала на горячую линию посольства, потом во французский офис «Аэрофлота». Везде занято. Попросил друга позвонить из Москвы в московский «Аэрофлот», там подтвердили, что мой борт полетит, билет действителен.

27 марта. Дижон — Париж

В ночь на пятницу не спалось. Невеста с собакой разговаривала больше, чем со мной. Посольство на Facebook написало, что два рейса из трех из Парижа в Москву летят. 

Поставил лайк, начал собираться. Билет мой подразумевал только ручную кладь, с багажом — был на 5 тысяч рублей дороже, так что новый переезд у меня был с несколькими комплектами белья, парой футболок и ноутбуком.

Далее начал заполнять пропуск на выход из дома, требуемый каждым встречным полицейским, даже если ты вышел с собакой. Однако нужной мне графы там не было, потому написал, «что направляюсь в аэропорт, на последний эвакуационный рейс в Россию», вот так это выглядело по-французски:

Cause de déplacement: Déplacement vers Paris afin de rejoindre l’aéroport pour pouvoir prendre le dernier vol d'évacuation pour les citoyens de la Russie.

И вышел из дома, к вокзалу пошел пешком по пустым дижонским улицам, покуривая дорогостоящие европейские сигареты. К вокзалу подошел за 45 минут до отправления поезда и обнаружил вокзал закрытым… на привокзальной площади несколько хорошо экипированных в «Декатлоне» бомжей без масок и ни одного полицейского.

Сверившись с сайтом железных дорог и рассмотрев сквозь стеклянные двери табло, я не обнаружил никакой информации об отмене поезда, но на всякий случай продумал вариант В на случай, если поезда все-таки не будет.

Решил ждать до «без пяти отход поезда», если не откроют и отменят, поехать на своей машине и бросить ее в аэропорту с запиской под стеклом с объяснением ситуации. Психологически я уже был готов прощаться с недорогой «Киа» навсегда.

Тем временем появились тыкающиеся в закрытые двери люди с чемоданами на колесиках. Человек 15 собрались перед дверьми, соблюдая рекомендованную Макроном дистанцию в 1,5 метра, и тут, за 15 минут до поезда, двери открылись, автоматически. И мы все весело потопали на перрон.

Поезд скоро подошел, в моем вагоне было четыре человека, у всех по отдельному загончику с USB, на места в билете никто не обращал внимания, все садились кому где нравится.  

Средняя скорость во время обычной поездки на поездах типа TGV составляет 263,3 км/ч, и полтора часа до Парижа я провел в поисках квартиры для самоизоляции по прилете в Москву, так как мое семейство настоятельно попросило меня карантинить отдельно.

Квартира с сильно недоделанным ремонтом вскоре нашлась в Звенигороде, разрешение владельца указать властям ее как фактический адрес пребывания — получено.

Поезд подошел к перрону на Лионском вокзале в Париже, на выходе стояли трое полицейских в медицинских масках и проверяли документы. У меня попросили рукописный пропуск на проезд и билет на самолет.

На выходе из вокзала стоял и вовсе усиленный пост: «тяжелые» жандармы с пистолетами-пулеметами MP5, которые также захотели взглянуть на паспорт. А вот билет на поезд, кстати, не проверили ни на каком из этапов, можно было сэкономить…

27 марта. Париж. Аэропорт Шарль де Голль

Купив в автомате мерзопакостного кофе за 1,5 евро, я стал прикидывать, как лучше добраться до аэропорта. В обычных обстоятельствах люди с Лионского вокзала едут на метро до Северного, известного Gare du Nord, там пересаживаются на электричку и на ней приезжают непосредственно в аэропорт. Прикинув транспортное плечо общественным транспортом, я вызвал Uber.

Переплатив 15—20 евро относительно метро, я с комфортом доехал на новом «Мерседесе» Е-класса с дружелюбным водителем Хасаном в маске, чем избежал и езды в потенциально инфицированном транспорте, и общения с довольно многочисленными в Париже стражами порядка.

Домчали за 25 минут по пустым дорогам, обычно этот путь занимает около часа.

Подъездные пути и парковки у терминалов поразили своей пустотой. А окончательное осознание того, что ситуация с вирусом серьезна, у меня наступило уже внутри здания, которое поразило своей пустотой и безлюдностью. ШДГ, как стоит напомнить, является второй по загруженности воздушной гаванью Европы после лондонского Хитроу, обслуживающей до 70 миллионов пассажиров в год. Я его хорошо помню шумным муравейником, в котором одновременно куда-то спешат тысячи людей из разных стран, переговариваясь на самых разных языках, а тут увидел пустые залы, закрытые магазины, почти полное отсутствие охраны.

На табло вылетов на вечер значились только четыре рейса, условно внутриевропейским можно было назвать только борт на Москву.

Рекогносцировка показала, что какая-никакая инфраструктура работает, а именно:

• один продовольственный магазинчик с вином и кофе;
• туалет;
• китайский обменник;
• стойка «Аэрофлота» с русскоговорящим сотрудником, который подтвердил через стекло, что вылет состоится.

Купив чашку кофе и последнюю в эту поездку бутылочку вина емкостью 375 мл, я уселся у розетки ждать регистрации на рейс.

27 марта. Париж — Москва

Примерно за 40 минут до отбытия рейса в зоне видимости начали появляться россияне. Сограждане резко выделялись заливистым смехом, кучкованием компаниями по 3—4 человека без соблюдения каких-либо «социальных дистанций» и почти полным отсутствием масок на лицах.

Всего в очереди по ощущениям находилось 50—60 человек, кто-то пытался соблюдать «тот самый метр», но большинство — никоим образом. Смотрел я на это всё с чувством полного фатализма — нам в любом случае всем вместе вскоре лететь.

Регистрацию прошли быстро, в зоне посадки не работало ничего, кроме вездесущих кофейных автоматов и курилки, в которой я курил совершенно один.

Посадку объявили, все мы быстро зашли и заняли места согласно купленным билетам. Стюардессы в масках, некоторые пассажиры достали маски и надели уже, оказавшись в самолете.

Борт оказался заполнен примерно на четверть, стюардессы заставили всех, кто летит по одному, сесть отдельно и занять целый ряд, с таким комфортом я никогда раньше не летал.

После долгой рулежки мы взлетели. Мне не спалось, дочитал книжку, за час до посадки всем раздали анкеты с вопросами о том, кто откуда, куда и где фактически собирается самоизолироваться.

А еще вручили лист А4 с кратким рассказом о вирусе и его профилактике, а также об ответственности, которую понесет нарушитель режима карантина и самоизоляции.

28 марта. Москва. Аэропорт Шереметьево, терминал F

Как только наш Airbus A320 сел и от терминала к фюзеляжу присосалась «кишка», на борт к нам зашла медработница в костюме борца с коронавирусом и тепловизором бесконтактно измерила всем температуру, после чего нас отправили на выход, и все гурьбой мы потопали на паспортный контроль.

Пограничник в окошке не только сверил фото и поставил штамп, но и спросил, из какой страны я приехал, из какого города, сколько там находился, с какой целью… и так с каждым. По этой причине в накопителе в очереди я провел минут 45.

Пройдя контроль, я направился в змеевидный огороженный проход, где медики еще раз измерили мне температуру и на выходе забрали анкету с данными, спросив, как я себя чувствую.

Никаких тестов или мазков, обещанных в новостях каждому прилетающему с 26 марта, не производилось.

28 марта. Москва. «Дома»

До «места заточения» я доехал на каршеринге в маске и перчатках, потрепанный «Рапид» был грязен и пылен и казался более опасным для меня, чем я для окружающих.

У подъезда меня ждал владелец квартиры. Положил на лавочку ключи, пакет с едой на пару дней, мы попрощались бесконтактно, и он отбыл.  

Несколько дней я пожил относительно спокойно, читая книжки, панический Facebook, а главное, осознавая кошмар, разворачивающийся на рынке труда, особенно в одной из моих сфер.

Но вскоре, 31 марта, у меня появилась температура 37,6. При в целом нормальном самочувствии. Я решил позвонить в скорую, чтобы приехали и сделали тест, так как весь интернет пестрел новостями в стиле «делают всем, кто прилетел из Италии, Франции, далее везде…»

Девушка на другом конце провода сказала, что они тест не делают, но могут отвезти меня в инфекционную больницу — либо в Солнечногорск, либо в Мытищи, а если я хочу тест дома, то это мне надо ехать в Москву и вызывать скорую там, на адрес регистрации.

На вопрос о правомочности поездки в город, если я в самоизоляции в Подмосковье, мне ответить не смогли. Взвесив риски, от госпитализации я отказался, равно как и от поездки в столицу ради теста, в итоге мне сказали, что пришлют участкового терапевта и он позвонит на следующий день.

1 апреля. Звенигород

С утра температура нормальная, звонков и терапевтов никаких нет, к полудню поднялась до 37,2. Самочувствие по-прежнему нормальное, поделал отжимания, постоял в планке, пью чай с лимоном.

Вдруг в 16:00 звонок. Из управления Роспотребнадзора по Одинцовскому району. Девушка очень вежливо поинтересовалась моим самочувствием, уточнила, с кем я контактировал, не нужна ли мне помощь волонтеров и приходил ли врач. Я ответил, что врача не было, в остальном все в порядке, и попрощался.

Успел включить чайник, тут же позвонила участковый терапевт. Крайне вежливо, на грани с нежностью, расспросила о наличии симптомов, самочувствии и необходимости прийти.

Замечу, что на тот момент температура уже спала сама собой. Я решил не перегружать многострадальную систему здравоохранения, сказал, что приходить не надо, самому терапевту пожелал здоровья и сил, на что мне оставили номер мобильного, посоветовали пить ингавирин и попросили звонить напрямую, если станет вдруг хуже.

2—9 апреля. Звенигород. Мысли в самоизоляции

В общем и целом контроль и даже иногда забота о людях с подозрением на коронавирус имеют место. Иногда криво, иногда с задержками, но работа ведется.

Вирус — не миф, от осложнений на его фоне действительно умирают люди. Волшебной таблетки пока не существует. Я не настолько сведущ в вопросах экономики, чтобы строить прогнозы, но сейчас явно лучшее, что мы можем сделать, — это ответственно подойти и карантину, если мы прилетели из каких-либо очагов, и к распоряжениям властей для остальных; то, что я вижу сейчас, — это почти 100% повторение мер, принятых европейцами, но с задержкой на две недели, то есть я посидел на французском карантине, теперь сижу на российском, главное нам всем пройти пик, и в условиях спада жить будет веселей.

Время, что провожу взаперти, я трачу на HeadHunter и Job.ru, резюме разместил, откликнулся на несколько сотен вакансий, есть просмотры, нет приглашений, что в принципе ожидаемо. Периодически радую себя бесконтактной доставкой вкусняшек из «Макдоналдса». Посмотрим, что будет дальше.

Свет в тоннеле пока не виден, но и поводов для депрессии нет.

Здоровья всем.