Re: #24112 - Врагу не сдаётся наш гордый «Варяг»
Ну дык тебя же не в рабство берут, по крайней мере не на круглые сутки. А то эдак моя контора может предъявить авторские права на мои макароны что ли? Щаз, сам все сожру!
Ну дык тебя же не в рабство берут, по крайней мере не на круглые сутки. А то эдак моя контора может предъявить авторские права на мои макароны что ли? Щаз, сам все сожру!
Не, если вообще никаким боком не будет относиться ( ибо работа связана с закупками, а не с творческой сферой) к работе, то мой "шедевр" - только мой?
Ну хоть это хорошо. А то я уже параноить начинаю по поводу и без.
Цитата: Тётя Сэм от Сегодня в 01:58:09
Не, я не уйду, мне смешно, как вы беситесь. Как вас зацепило чьё-то говно и чей-то куй. Словно больше думать не о чем.
Цитировать
Вот, к примеру, устроилась я на работу. А там прописано что-то вроде" компании с момента создания принадлежат в полном объеме исключительное право на служебное произведение науки, литературы и искусства".
На коленях вымаливала, что уж.
И бесилась одновременно.
Ее величество оставила для меня прощальное письмо, в котором она впервые говорила о своих чувствах. «Что готовит будущее моим бедным детям? — писала она. — Сердце мое разрывается при мысли о них».
Последний день нашего пребывания в Царском Селе. Погода стояла чудная. Днём работали на том же месте; срубили три дерева и распилили вчерашние. После обеда ждали назначения часа отъезда, который всё время откладывался. Неожиданно приехал Керенский и объявил, что Миша скоро явится. Действительно, около 10½ милый Миша вошёл в сопровождении Керенского и караульного начальника. Очень приятно было встретиться, но разговаривать при посторонних было неудобно. Когда он уехал, стрелки из состава караула начали таскать наш багаж в круглую залу. Читать дальше...
Перед тем как я приступил к обязанностям секретаря министра-председателя Керенского, произошло событие, которое глубоко потрясло всех нормальных русских людей, даже тех, кто годами был связан с делом революции. Я говорю о ссылке царя Николая Второго и его семьи в Тобольск. Это было сделано тайно, но за несколько дней до того мой старый друг и соратник господин Панкратов зашел в редакцию «Воли народа» и сообщил, что назначен руководителем охраны императора и увезет его в ссылку. Панкратов был старым революционером... Читать дальше...
Понедельник. Будничные мелочи опускаю… Будущий историк в своих поисках причин войны и ее затяжки, несомненно, будет особенно ценить всякие документы, которые ему помогли бы выяснить психологию масс, которые помогли бы диагностировать болезнь и объяснить, как это в христианской Европе, «не отменившей христианство», и в России, с такой торжественностью и горем всего несколько лет назад устроившей «национальное» погребение великого писателя своей земли, как это в них могли длительно и упорно жить чувства... Читать дальше...
Генеральный секретариат Украинской Центральной рады, пополненный представителями от всех народов, которые живут в стране, берет в свои руки власть в нашем крае. Поэтому Генеральный секретариат становится наивысшей распорядительной властью Украины. Это радостная, но тяжелая, ответственная роль выпадает Генеральному секретариату в очень тяжелый час, а именно тогда, когда фронт прорвали немцы и идут на нашу землю. Нашей Украине грозит страшная опасность. Украина может погибнуть, а с нею погибнет и наша молодая дорогая воля... Читать дальше...
Дорогой мой, я вышел из госпиталя, но скован неподвижностью, потому что еще не все мои раны закрылись. Рассчитываю через несколько дней выехать за пределы Милана, не знаю, надолго ли. Все нормально, поверь, мой друг. Твой Муссолини
Поезд, который должен нас увезти, еще не подошел. Оказывается, есть какие-то трения с петроградскими железнодорожниками, которые подозревают, что он предназначается для царской семьи. Часы проходят в ожидании, которое становится все более утомительным. Сможем ли мы уехать? Начинают в этом сомневаться (этот случай показывает бессилие правительства). Наконец около пяти часов утра нам объявляют, что все готово. Мы прощаемся с теми из сотоварищей по заключению, которые не могут ехать с нами. Сердце сжимается при мысли покинуть Царское Село... Читать дальше...
работает над картиной «Голубые острова»
Значит кончил всесь сенокос. Погода сухая, ночи холодныя.
Делал подпись для рамки титла книги. Делал долго, а вышло неровно и некрасиво.
Из Петрограда разослана круговая телеграмма от Временного правительства: «Временное правительство, ввиду исключительности переживаемых событий, в целях обращения правительства ко всем организованным силам страны, постановило созвать в Москве Государственное совещание. К участию в этом привлекаются: представители политических, общественных, демократических, национальных, торгово-промышленных и кооперативных организаций, руководители органов демократии, высшие представители армии, научных учреждений, члены Государственной думы четырех созывов. Читать дальше...
В Тиволи понедельничная ярмарка. Пока я получил только одну твою открытку из Шварцнаха. Я никогда не остаюсь один. Полотно с ребенком закончено наполовину, я должен закончить его сегодня, если то возможно. Я испытываю очень противоречивые чувства на его счет, но даже если не думать об этом — то все остальные мои работы кажутся мне совершенно убогими! Мое сердце полнится презрением к другим моим картинам. Пока я не получил ответ от Ледера, кажется, у меня пока нет ничего, что находилось бы в частном владении. Читать дальше...
Понедельник. Отдохнув после вчерашней усиленной маршировки, я с особенной энергией работал над биографией, тем более что и утро было пасмурное, располагающее к работе. После чая, когда выглянуло солнце и стало ясно, катались с Миней на лодке. Письмо от Богоявленского.
Сегодня утром Керенский просил меня побудить правительство его величества не отказывать в паспортах нашим социалистам.
На прогулку вместе с нами выпускались и уголовные. Кого только тут не было! И подлинные немецкие шпионы, и малолетние преступники… Однажды, когда я сидел на скамейке в тюремном дворике, ко мне подошел молодой человек, по внешнему виду рабочий, и стал жаловаться на невыносимые нравственные муки, причиняемые ему тюремным заключением. Я отнесся к нему с сочувствием и уже собрался поддержать добрым словом, но предварительно задал вполне естественный вопрос: — По какому делу вы арестованы? — Моя фамилия опубликована в списке провокаторов... Читать дальше...
Погода сразу изменилась. По-осеннему моросит мелкий дождь, и в камере холодно, сыро. Кутаюсь в дождевик. Настроение подавленно-серое. Все наделала книжечка с адресами! Повели в корпус уголовных. В коридоре с решетчатыми окнами и тяжелым затхлым запахом — партия женщин, уголовных. Шумная партия, пустая по возрастному составу, по одеждам, по выражению лиц. Две-три — почти девочки. Шумнее всех — пышная, с красивым, свежим русским лицом, в опрятном платье с холеными руками. «Предводительница воровской шайки», — поясняет надзирательница. Читать дальше...
В Форосе
Мне кажется, что все теперь безумно дорого будет стоить, а у меня ничего нет верного на руках в смысле дохода. Твой «министр-капиталист» сейчас беспомощен. Правда, благодаря свободному времени я увеличиваю теперь литературный заработок и, конечно, смогу покрыть наши обычные расходы…
Не работа страшна, а забота. Работать самую тяжелую работу — косить рожь, например, весело, но если вы взяли крюк, наладили косу, идете косить, а хозяйка говорит, что веревку украли и привязать теленка не на что. Веревку же эту нипочем не достать здесь… Косу отбивать — бабку украли. Воровство так развилось, что не в сарай ставим орудия, не в конюшню хомуты, а все это складываем на террасе и ставим возле террасы и тут же привязываем злую собаку. Эта забота лишает хозяйство быта и вкуса, с пустой заботой работа не достижение... Читать дальше...
Первые дни нашего пребывания в шалаше текли несколько монотонно. Мы ложились рано и рано же вставали. Ничего не читали. Мало выходили из шалаша. Ранним утром мы вдруг слышим частую, все усиливающуюся, все приближающуюся стрельбу на совсем близком расстоянии (пара-другая верст от нашего шалаша). Это вызвало в нас уверенность, что мы выслежены и окружены. Выстрелы становились все чаще и ближе. Решаем уйти из шалаша. Крадучись, мы вышли и стали ползком пробираться в мелкий кустарник. Мы отошли версты на две от нашего шалаша. Читать дальше...