В Москве, кажется, стало несколько крупных фабрик, в том числе и Прохоровская, так что, оказывается, уже много безработных. На безработице и вернется к нам монархия, когда эти голодные и измученные люди потребуют от своих вождей, как евреи от Моисея, чтобы вели их назад в Египет, где они были в рабстве, но ели лук и чеснок.
Приветствие членам Собора Православной российской церкви от лица Московской кафедры С великою радостию исполняю священный и вместе приятный долг приветствовать Чрезвычайный собор от лица Московской церкви. Москва издавна была носительницей и выразительницей церковных верований и религиозных упований. Не видя у себя свыше 200 лет Церковного собора, она не могла не скорбеть. Лучшие сыны ее — и архипастыри, и верующие миряне — жили мечтою о возобновлении соборной жизни Церкви, но по неисповедимым планам... Читать дальше...
Женщины! Каждый итальянец скажет, глядя на вас: «Когда я вернусь, я хочу показать вам свои раны, достойные вас! Я хочу, чтобы битва изменила мое тело для вас! Я хочу быть пересотворенным вражескими гранатами и штыками для вас!»
Я ездил в свою родную 8-ю дивизию в 29-й полк, который праздновал в этот день свой полковой праздник. На столах стояли целые батареи вина и водки. Много уже было выпивших, особенно среди солдат. Неприятное и жуткое впечатление. Я был не рад, что приехал, если бы я мог только ожидать, что я встречу такой разгул, такую распущенность, то, конечно, не поехал бы.
Прокурором было предписано судебному следователю привлечь меня к судебной ответственности по обвинению в превышении или бездействии власти. Сущность обвинения заключалась в том, что я якобы незаконно пользовался услугами секретных сотрудников. В виде материала было приложено дело, в котором было опубликовано 152 разоблаченных сотрудника. Судебный следовать Ставровский, получивший вышеупомянутый материал, состава преступления не нашел и закончил следствие, составив постановление о прекращении дела и освобождении меня из-под стражи. Читать дальше...
От Государственной думы горячий привет Всероссийскому церковному собору и низкий поклон всем его участникам. Мысль о Соборе и о соборном устроении Церкви возникла и поддерживалась неизменно в III и IV Государственных думах. Эта заветная мечта о соборном устроении Церкви получила ныне свое осуществление, в наше смутное время, какое мы все переживаем. Государственная дума имеет полную уверенность в том, что Собор архипастырей, пастырей и церковного народа, независимо от возлагаемых на него задач устроения церковного... Читать дальше...
Важные документы в старину облекались в нарядную внешнюю форму. Начало их обычно обрамлялось орнаментом. В Московском архиве Министерства юстиции, в Российском историческом музее и нескольких московских монастырях найдутся грамоты патриаршего периода, богато орнаментированные. Орнамент требуется как на важнейшие акты Собора — 1) его Деяния и 2) грамоту на избрание патриарха, так и на менее важные, например, свидетельства членам Собора и т.д. Выбор орнамента может быть сделан двояко: Поручить... Читать дальше...
Архипастыри, пастыри и братие о Христе. Представляя здесь высшую государственную власть Временного правительства, как министр исповеданий я имею высокую честь принести от лица Временного правительства Чрезвычайному поместному собору всероссийской церкви привет и пожелание плодотворной законодательной и устроительной работы. Временное правительство поручило мне заявить Священному собору, что оно гордо сознанием — видеть открытие сего церковного торжества под его сенью и зашитой. То, чего не могла... Читать дальше...
Тому назад пять месяцев упали с русского народа путы, которые механически свыязывали его и давали ему видимость цельности. Я говорю «видимость», ибо на самом деле та великая распыленность, над преодолением которой обязан трудиться каждый гражданин в настоящее время, та великая распыленность, от которой страдает Россия, досталась нам в наследие от старого. Упали старые путы. Было создано Временное правительство, и перед этим Временным правительством встали колоссальные задачи органического созидания. Читать дальше...
Про первую встречу с Брюсовым. Я провел у Валерия Яковлевича несколько часов. Он прочитал мне недавно написанное им стихотворение об Ариадне, и мы поспорили. Если сформулировать эту часть беседы, то она будет выглядеть достаточно неожиданно для августа 1917 года: 1) Правда ли, что Тезей испытывал угрызения совести, оставив Ариадну на безлюдном острове? 2) Как правильнее писать — «Тезей» или «Фессей»? (Валерий Яковлевич настаивал на последней транскрипции.) 3) Нужно ли современному поэту писать о Тезее? Читать дальше...
Дорогая Аничка, ты, конечно, сердишься, что я так долго не писал тебе, но я нарочно ждал, чтобы решилась моя судьба. Сейчас она решена. Я остаюсь в Париже в распоряжении здешнего наместника от Временного правительства, т. е. вроде Анрепа, только на более интересной и живой работе. Меня, наверно, будут употреблять для разбора разных солдатских дел и недоразумений. Через месяц, наверно, выяснится, насколько мое положение здесь прочно. Тогда можно будет подумать и о твоем приезде сюда, конечно, если ты сама его захочешь. Читать дальше...
Не все ли равно по существу, в каком порядке говорят они: спасение родины и революции или революции и родины? Только крайние фланги совещания разделили между собой этот лозунг пополам: большевики говорили только о революции, а правые — только о родине, подразумевая под родиной прошлую Россию и не приемля новую. Но это было меньшинство. У остальных родина и революция сочетались в нечто, за что надо было бороться, что требовало жертв и мысль о чем заставляла тревожно задумываться, — становилось ясно, что грядущие испытания будут невыносимы.
Демократия обманула Россию, и Россия теперь оставляет демократию. А если это больно, то надо было думать не теперь, когда больно, а когда плакала Россия, когда кричал Керенский и тоже плакал; когда «ребятушки» наши братались, братались и потом сдавались, а «рабочие» оставляли Россию без паровозов, без вагонов, без ремонта, «очень хорошо зарабатывая на общем бедствии».
Шипит сад, волнует, шумит дождь. Ветер, дождь часто припускает. Читал Мопассана, потом Масперо о Египте, — волновался, грезил, думая о путешествии Бауку в Финикию, потом читал Вернон Ли и думал о Неаполе, Капри, вспоминал Флоренцию. Высунулся в окно. Сорочка со скребом когтей перебралась через потемневший от дождя забор из сада и пробежала мимо окна, улыбнувшись мне дружески, сердечно и замотав хвостом. Как наши души одинаковы!
Кишкин рассказывает, что Керенский и Некрасов ждали в Москве вооруженного восстания с Корниловым во главе. Расставили пулеметы в доме генерал-губернатора… Все считают, что Керенский провалился.
Те, кто были на так называемом Государственном совещании в Большом московском театре, конечно, не забыли выступлений Керенского, -- первого, которым началось совещание, и последнего, которым оно закончилось. На тех, кто здесь видел или слышал его впервые, он произвел удручающее и отталкивающее впечатление. То, что он говорил, не было спокойной и веской речью государственного человека, а сплошным истерическим воплем психопата, обуянного манией величия. Чувствовалось напряженное, доведенное до последней степени желание произвести впечатление... Читать дальше...
Хотя, за исключением экстремистов, все партии согласны с тем, что нельзя причинять затруднений правительству, однако же Совещание, далеко не обеспечив национального единства, скорее подчеркнуло разногласия между разными партиями, и, вероятно, не пройдет и нескольких недель, как мы окажемся перед новым кризисом.
Социалистические газеты молчат о Соборе. Муниципальные выборы 2 сентября: списки и программы. Я видел двух солдат, расклеивающих афиши списка промышленников! «Несознательные товарищи: программа эсеров, вот что хорошо». Вечер у Дейбнеров: я принес им мяса и чаю. Есть отчего прыгать мне на шею. Яростно спорили о политике.
Я выезжал в Тверскую губернию — в Тверь и Вышний Волочек с целью выборной агитации. Пуста и мрачна показалась мне послереволюционная Тверь. Пусто и чуждо на душе. Но надо на утро идти в собрание избирателей. Говорят, что главные обсуждения вертятся около аграрного вопроса. В Тверской губернии всей владельческой не крестьянской пашни — 30 000 десятин. Всерьез об этом не стоит волноваться; говорят о земле потому, что эти разговоры дают повод ораторам самим накаляться и поднимать страсти в народной аудитории. Читать дальше...
Здесь хорошо, такая красота, что прямо совестно, когда подумаешь, как вы там все теперь живете.
Сегодня я получила письмо от Вали Срезневской, которое начинается так: опять, кажется, назрела резня. От таких новостей все делается постылым. Буду ли я в Париже или в Бежецке, эта зима представляется мне одинаково неприятной. Единственное место, где я дышала вольно, был Петербург. Но с тех пор, как там завели обычай ежемесячно поливать мостовую кровью сограждан, и он потерял некоторую часть своей прелести в моих глазах.