Павел Дыбенко
Утром оставляю своим заместителем в Центробалте товарища Измайлова и выезжаю в Петроград. По пути обгоняю эшелоны с артиллерией, отрядами моряков и солдат. Настроение у всех бодрое, боевое. Все уверены в успехе.
Утром оставляю своим заместителем в Центробалте товарища Измайлова и выезжаю в Петроград. По пути обгоняю эшелоны с артиллерией, отрядами моряков и солдат. Настроение у всех бодрое, боевое. Все уверены в успехе.
Утром читал. Днем Наташа, Джонсон и я пешком отправились сначала на квартиру Джонсона, а затем в Приорат, где видели прохождение Донских казаков, — кажется, была одна сотня с пулеметом и двумя пушками. Один казак меня узнал, несмотря на то, что я был в штатском, и спросил, не великий ли я кн. Михаил Александрович. Я ему ответил, что не назову себя. Около Адмиралтейских ворот мы сели в автомобиль и поехали через Зверинец и мимо Гатчинского дворца и видели, как подвозили отнятое оружие у частей, пришедших из Петрограда... Читать дальше...
Я получил известие, что генерал Краснов идет на Петроград во главе казачьих полков, двинутых с фронта. Я решил пробраться к генералу Краснову. Я переоделся рабочим. Флегонт Клепиков тоже. В таком виде мы по железной дороге проехали в Павловск. От казаков сводногвардейской сотни мы узнали, что войска генерала Краснова находятся под Царским Селом и что Керенский в Гатчине. Чтобы присоединиться к генералу Краснову, надо было пройти через линию большевистских войск. В Царском Селе мы наткнулись на заставу большевиков ... Читать дальше...
Целый день народ, не могла писать раньше. То же захватное положение. Газеты, социалистические, но антибольшевистские, вышли под цензурой, кроме «Новой Жизни», остальные запрещены. В «Известиях» (Совета) изгнана редакция, посажен туда большевик Зиновьев. «Голос Солдата» — запрещен. Вся «демократия», все отгородившиеся от большевиков и ушедшие с пресловутого съезда организации, собрались в Гос. думе. Дума объявила, что не разойдется (пока не придут разгонять, конечно!), и выпустила № «Солдатского Голоса» — очень резко против захватчиков. Читать дальше...
Чтобы облегчить нам вынужденный уход из Быхова, в особенности, если бы пришлось идти походом с Текинцами, принимались меры к постепенному освобождению арестованных. В этом нам содействовали и Ставка, и Верховная следственная комиссия. Корнилов не раз убедительно просил Духонина путем сношения с Керенским или с Шабловским добиться скорейшего освобождения из Быхова ряда лиц, «привлечение которых к его делу и дальнейшее содержание в заключении является сплошным недоразумением».
Все эти дни был у меня Эренбург, и Вы не можете себе представить, как мне досадно, что Вы лишили меня возможности познакомить его с Вами. Досадно, конечно, за Вас, потому что этим Вы лишились не только знакомства с прекрасным и талантливым человеком, но и беседы с очевидцем корниловского выступления, который Вам мог бы дать из первых рук сведения и впечатления о разных лицах, которые остаются для нас здесь туманными и мало выясненными. Глубоко обидно за Вас, потому что именно для Вас было особенно ценно и важно слышать все, что он рассказывал. Читать дальше...
В Мариинском театре прекращен показ спектаклей.
День тревожный. Но стараются вообще не выходить. Магазины закрываются, и население в подавленном состоянии. Только красногвардейцы — это мальчишки с ружьями — важно прохаживаются по улицам, заменив собою милицию. Газет почти никаких. Только «Наша Жизнь», «Воля Народа» и «Рабочая Газета». Все они против большевиков, критикуют настоящее выступление. На улицах темно. Электричество в домах горит только от 6 до 12 ч. дня. У Зимнего дворца продаются большевиками разные вещи, украденные во дворце.
Товарищи печатники! В руках всех, кто против нас — против власти Советов р., с. и к. депутатов — осталось еще одно могущественное оружие, это печать, и они всячески используют ее против новой власти. Это оружие из рук врагов можете выбить только вы, печатники, и к этому мы вас призываем. Ни одно воззвание, ни одни орган печати не должен выйти в свет без санкции новой власти Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов в лице уполномоченного комиссара.
Дорогая Анюта, ты, конечно, из газет знаешь все подробности переворота. Для меня он был неожиданным. Я, конечно, знал, что борьба за власть Советов будет иметь место, но что власть будет взята накануне съезда — этого, я думаю, никто не знал. Может быть, даже Военно-революционный комитет решил перейти в наступление внезапно, из страха, что, занимая чисто оборонительную позицию, можно погибнуть и погубить все дело. Переворот был сюрпризом и со стороны легкости, с которой он был произведен. Даже враги говорят... Читать дальше...
История вчерашнего дня проста до чрезвычайности. В Петрограде большевики одержали легкую и полную победу. Зимний дворец, подвергшийся в сущности несерьезному обстрелу, был сдан на милость победителям и, согласно некоторым свидетельствам, здорово разграблен. Во дворце были арестованы министры, в 5 ч. утра перевезенные в крепость. Обращение с ними, как вообще поведение большевиков, в высшей степени корректное. За эти два дня порядок ничем и нигде не нарушался, но настроение все больше и больше озлобляется и растут неприятные ожидания. Читать дальше...
После известий из России надо готовиться к самому худшему. Лишь тот политик изведает одиночество, кто стоит во главе своей страны, когда она осталась без союзников... И нам необходимо свыкнуться с этой мыслью. Нам очень помогают Британская империя и Соединенные Штаты, но мы должны сражаться так, как если бы были одни.
Авксентьев, председатель Совета Республики, который зашел ко мне сегодня, уверял меня, что хотя большевикам удалось свергнуть правительство благодаря преступному отсутствию предусмотрительности у последнего, но они продержатся немного дней. На состоявшемся вчера ночью заседании Всероссийского съезда Советов большевики оказались совершенно изолированными, так как все прочие социалистические группы осудили их методы и отказались принимать какое бы то ни было дальнейшее участие в заседаниях съезда. Читать дальше...
Ко всем честным гражданам города Петрограда от команды крейсера «Аврора», которая выражает свой резкий протест по поводу брошенных обвинений, тем более обвинений не проверенных, но бросающих пятно позора на команду крейсера. Мы заявляем, что пришли не громить Зимний дворец, не убивать мирных жителей, а защитить и, если нужно, умереть за свободу и революцию от контрреволюционеров. Печать пишет, что «Аврора» открыла огонь по Зимнему дворцу, но знают ли господа репортеры, что открытый нами огонь из... Читать дальше...
Действительно, все в их руках, но все от них отступились и они одиноки ужасно. Власти они не удержат, в городе паника. Противные буржуи и интеллигенты все припишут себе, а их — даже не повесят. Идут Керенский, Корнилов, Каледин, чуть ли не Савинков. С кем только, интересно знать. Кто-то был. Да, Ленечка. Хорошо рассказывал о Зимнем дворце. Почти большевик. Опять не исполнится надежда простых, милых, молодых солдатских и рабочих лиц.
Слухи подтвердились. Большевики свергли правительство и арестовали его, так что вся власть теперь у них. Избрано 14 большевиков, среди них: Ленин, Зиновьев, Троцкий и другие. Все они евреи под вымышленными именами. Мы не получаем ни писем, ни газет. Ленина германцы перевезли в Россию в пломбированном вагоне. Какая подлость, какой блестящий спектакль они разыграли, эти негодяи...
В третьем часу ночи меня разбудили вошедшие в камеру несколько военных. Мне объявили, что по постановлению 2 съезда Советов я и Салазкин освобождены под домашний арест. Меня повели в контору. Сюда же привели и Салазкина. Здесь произошло объяснение. С меня потребовали честного слова, что я из дома никуда не уйду. Я ответил, что тюремщикам никаких обязательств не даю. Салазкин также отказался. Тогда они объявили, что поставят красногвардейцев у наших помещений. Когда я указал, что живу в помещении... Читать дальше...
Сегодня с ребятами гулял берегом моря, был ветер и море сильно шумело+ и минутами вдали шум походил на канонаду. И тут я понял, почему я так мгновенно решил бежать из города: не могу, душа не может больше выносить выстрелов. Вдруг схватило острое, почти сумасшедшее чувство: не могу, чтоб хоть один выстрел, не могу.
Времена исторические, но этот период охотно уступил бы папаше или внуку, оставив на свою долю Февральскую революцию — довольно за глаза человеку.