«Конференция»: как трагедия «Норд-Оста» стала коллективной травмой
На этой неделе в прокат вышли три картины из основного конкурса прошедшего в сентябре «Кинотавра» – прокатчики, вероятно, опасались очередного закрытия кинотеатров.
И если «Доктора Лизу» Оксаны Карас (фильм об одном дне из жизни благотворителя и правозащитницы, неоднозначной для многих фигуры Елизаветы Глинки в исполнении Чулпан Хаматовой) и «Глубже!» Михаила Сегала (комедия о серьезном режиссере, которому приходится начать снимать порно) ждет, вероятно, кассовый успех (насколько он возможен в нынешней ситуации), то с «Конференцией» Ивана И. Твердовского дело обстоит сложнее. Потому что непрост – и по теме, и по исполнению – сам фильм. Но непрост не значит плох – напротив.
«Конференция», показанная до «Кинотавра» (где получила приз за лучший сценарий) на Венецианском фестивале в секции Venice Days – четвертая игровая картина Твердовского после громко прозвучавших в России и в мире «Класса коррекции», «Зоологии» и «Подбросов». Твердовского, несмотря на юный возраст (31 год) считают одним из самых интересных современных российских режиссеров. Он не боится браться за действительно сложные темы, будь то суровая реальность российского коррекционного обучения или сексуальность женщины среднего возраста в провинциальном мире, полном предрассудков, – и результаты неизменно оказываются впечатляющими.
На сей раз Иван И. Твердовский написал и срежиссировал картину на тему, затронуть которую в течение 18 лет не осмелился никто даже из более старших и опытных коллег: российское кино избегает анализа болезненных событий из недавней истории, да и вообще, в большинстве случаев, какой-либо актуальности. Речь в «Конференции» идет о людях, которые вспоминают захват заложников в театральном центре на Дубровке, произошедший во время показа мюзикла «Норд-Ост» 23 октября 2002 года, ровно 18 лет назад. Твердовский не пытается разобраться в причинах теракта, понять, почему во время штурма было так много жертв, кого-то обвинить, – его фильм почти лишен политического контекста. В первую очередь его интересует психологическое состояние человека, пережившего то, что останется внутри навсегда, как ни старайся забыть. Это исследование травмы делает картину очень современной и очень западной, неспроста у фильма были европейские партнеры. Травма в данном случае не только личная, мучающая каждого пережившего тот ужас, но и коллективная. И попробовать изжить ее Наталья, которую дополнительно терзает некая тайна, предлагает тоже коллективно.
«С нами какая беда ни приключись, мы все помалкиваем – они и ходят за нами по пятам, то одна беда, то другая. Может, и ходят, потому что мы все замалчиваем. Слова лишнего сказать боимся. Как мертвые. Страхом скованные» – говорит Наталья. В этих словах и желание провести подобие массового психотерапевтического сеанса, и какое-то чуть ли не языческое, колдовское, желание заговорить беду. Но не все персонажи ее поддерживают: многие действительно хотят забыть все, как ночной кошмар, и жить дальше. Она и сама, как потом становится ясно, на самом деле все эти годы бежала от своей боли и от своего страха. «Конференция» в конечном итоге не дает утешительных советов, но обнимает нас всех, всех, кто так или иначе страшится того, что подобный ужас может повториться.