«Ложусь спать и не знаю, что будет завтра». Мать политика Андрея Пивоварова — о том, как переживает его заключение

Матери одного из главных оппозиционных политиков Петербурга Андрея Пивоварова Раисе Тюриковой за семьдесят. Полтора года назад она должна была ехать на дачу с сыном, но вскоре узнала, что его задержали. Через год Пивоварова осудили по делу о руководстве нежелательной организацией и приговорили к 4 годам колонии. В 2023-м политик пропал при этапировании — почти месяц о его местонахождении ничего не известно.

Тюрикова, посещавшая почти все оппозиционные митинги в Петербурге, пристально следит за делом сына. За полтора года она стала принимать успокоительные, но старается сохранять стойкость: «Если я опущу руки, то куда вернется Андрей?»

«Бумага» поговорила с Раисой Тюриковой о ее жизни после вынесения приговора сыну.

Раиса Тюрикова родилась и почти всю жизнь провела на Васильевском острове. Более 45 лет она работала инженером, из них около 20 лет в «ЛенспецСМУ», а несколько лет назад вышла на пенсию, чтобы пожить для себя и наверстать упущенное: посещать выставки, концерты, встречаться с друзьями и наслаждаться Петербургом. «Не успела [это сделать ранее]», — говорит Тюрикова.

— В каких условиях вы жили, когда Андрей был маленьким?

— У семьи Сергея Пивоварова [отца Андрея] были три комнаты в «махровой» коммуналке на Невском проспекте.

С отцом Андрея я познакомилась, когда училась в университете. Он был женат на моей университетской подруге, но потом они расстались, а мы поженились.

Позднее родился Андрей — мне тогда был 31 год, — и первые годы своей жизни он провел там, ходил в ясли на Марата. Мы с ним много гуляли по центру — Невский, Таврический, Летний сад.

— Кем вы работали, насколько легко вам было обеспечивать семью? Удавалось ли проводить время с Андреем?

— Я работала достаточно плотно, Андрей ходил в ясли, садик, школу, а я работала. Но выходные мы всегда проводили вместе: я его таскала с собой где могла. Мы вместе Игоря забирали из школы, оттуда шли в Летний сад кормить лебедей и в Михайловский — с горки зимой кататься.

У Андрея было хорошее детство. Он пошел в Академическую гимназию при Русской музее на площади Искусств. Роскошная школа… Там читали стихи и сочинения на ступенях Михайловского замка — у них так уроки проходили.

Андрей учился неплохо, были и тройки, но аттестат у него отличный. Он со школы был лидером: на выпускном одним из первых прочитал напутственное слово — без шпаргалки, без листочка, всё сам говорил.

Мне некоторые вещи в нем было не увидеть — у меня на руках двое родителей мужа, еще моя мама. Но учителя его выделяли.

Мы водили Андрея в бассейн, когда он учился в школе, для здоровья, а сам он невероятно много читал. Любил с нами гулять в лесу. Особенно ничем таким Андрей не увлекался, но ходил на много внеклассных занятий, которые организовывала школа. А, еще во Дворец пионеров на шахматный кружок.

Потом он поступил на экономический факультет. Его школьная учительница была против — звонила мне и просила его отговорить, потому что он гуманитарий. Сначала он хотел идти на истфак, но мы с отцом отговорили его.

— Вы когда-нибудь думали, что ваш сын станет политиком, тем более оппозиционным?

— Конечно нет. Что вы! У меня в доме было правило, что детям нельзя дарить игрушки на военную тематику, и я настоятельно просила подруг об этом. Никаких солдатиков, никаких танков, никакой военной техники — всё что угодно несите, хоть кукол. Я не хотела, чтобы Андрей приобщался к этому, не хотела, чтобы он был военным. Так и получилось.

— Знаете ли вы, как, когда и почему Андрей заинтересовался политикой? Как вы отнеслись к этому?

— Наверное, это пошло от меня. В 1989 году умер Андрей Сахаров, и я впервые пошла на митинг к СКК, который снесли в начале 2020 года. Мы и еще несколько человек в тот день ушли с работы, потому что акция памяти проходила в рабочее время. Митинг превратился в стихийное шествие по Московскому проспекту, до Дворцовой площади. Я тоже решила принять в нем участие, потому что мне всё равно нужно было в ту сторону, чтобы забрать Андрея с шахмат.

Сначала мы шли по тротуарам, но потом к нам начали присоединяться люди, которые как раз в это время выходили с работы, поэтому толпа потихоньку начала сползать на проезжую часть. В какой-то момент появилась милиция, которая, как и сейчас, кричала, что митинг не согласован и надо разойтись, а мы всё шли и шли. В итоге милиция возглавила колонну, и мы таким образом дошли до Невского.

Я забрала Андрея с шахмат и повела его домой, а он видел митинг и начал меня расспрашивать об этом.

В целом и я, и мой муж часто критиковали власть и проблемы, которые были у нас в стране. У нас квартира большая, всегда было много гостей и разговоров — может, [Андрей] и там нахватался. Но я думаю, что это пошло из семьи. Надо будет у него спросить, когда он выйдет. Надеюсь, выйдет. Надеюсь.

— Помните ли вы, когда впервые поговорили с Андреем о его участии в политике? Что вы ему тогда сказали?

— Не было такого разговора. Я его никуда не направляла, каждый свой выбор он делал самостоятельно. Таких взрослых разговоров у нас не было. Когда он сблизился с Борисом Немцовым, когда я видела его на митингах, я думала про себя: «Господи, когда он успел».

Он был свободный взрослый человек, он сам сделал этот выбор.

— Как изменилась ваша жизнь после ареста сына?

— Я чудовищно переживаю. Я за свою жизнь не съела столько таблеток, сколько за эти полтора года. Мне повезло в жизни, я очень здоровая, но сейчас сижу на успокоительных сильно.

— А как-то еще на вашем здоровье это отразилось?

— Я не могу сказать, я не слежу за своим здоровьем вообще. Друзья предлагают мне поехать отдохнуть и немного развеяться. Но куда я поеду? Как я могу уехать? Всё равно буду сидеть в интернете, следить за этим.

Когда Андрей выйдет, я, конечно, поеду в санаторий лечить свое пошатнувшееся здоровье. Если всё получится, если с Андреем всё будет хорошо. Возраст есть возраст — мне уже за семьдесят.

— Как вы относились к работе Андрея в «Открытой России»?

— «Открытая Россия» — я почти ничего не знала про это. Как я относилась? Если он это выбрал, то пускай будет.

Я знала его друзей, знала, с кем общается Андрей, — плохих людей там не было, поэтому я полностью ему доверяла. И [Максима] Резника я знала, и [Бориса] Вишневского, и [Бориса] Немцова.

— Помните ли вы день задержания Андрея?

— Я планировала уехать на дачу, а Андрей обещал меня до самолета туда отвезти. Сижу жду его дома, потом он позвонил и сказал, что задерживается и, возможно, не сможет. Я ему ответила, что я его ждать не буду и доеду сама.

В итоге я уехала на дачу и уже там узнала [о задержании].

— Вы были на свидании с сыном 25 января 2022 года. Были ли у вас после этого встречи?

— Ничего. Нет конечно. Ни-че-го. Свидание дали нам только один раз.

— Созваниваться вам тоже не давали?

— Вы смеетесь? Конечно нет. Связи нет никакой. 18 января он прислал мне последнее письмо из СИЗО на Арсенальной. С тех пор нет никакой информации о том, где он. Андрей уже третью неделю якобы едет в Петрозаводск.

— То есть у вас до сих пор нет никакой информации?

— Нет! Вся информация у меня от ребята Андрея — его сейчас все ищут, но безрезультатно.

— А какую часть вашего дня сейчас занимают действия, связанные с поисками Андрея?

— Я и так вам много сказала. Я не хочу отвечать на этот вопрос. Слишком много не надо сейчас выставлять напоказ.

— Во всём ли вы поддерживаете взгляды сына? Были ли у вас разногласия?

— Вы знаете, мы политикой дома не занимались. Но я была на всех его мероприятиях и очень за него радовалась. И гордилась тем, что он делал.

Ему было с кем обсудить политику, я же не так сильно была погружена, как он. Но когда в Петербурге проходили какие-то митинги, я всегда без него ходила — он сам по себе, я сама по себе.

— Поддерживают ли вас люди, не связанные с Андреем? Если да, то как?

— Меня сильно поддерживает моя компания друзей. А другой помощи я не ищу.

— Что для вас самое сложно сейчас? Чего вам больше всего не хватает?

— Сына, естественно. В прямом смысле, я почти два года человека не вижу.

— Удается ли вам сохранять стойкость духа?

— Не знаю, видно ли это со стороны, но я стараюсь изо всех сил сохранить стойкость. Если я опущу руки, то куда вернется Андрей?

— Как вы думаете, проведет ли Андрей весь срок в колонии? Надеетесь ли вы на перемены в России?

— До августа я еще надеялась на то, что что-то изменится. В России почти все перевороты случаются в конце лета. Я надеялась, что всё у нас разрешится в августе — сентябре. Теперь, конечно, я даже не представляю. Сейчас никаких планов не построить, никакой перспективы не вижу. Мой день проходит, я ложусь спать и не знаю, что будет завтра.

Встаешь, включаешь радио и ничего не слышишь [о сыне] — значит, терпи еще один день, может, на следующий что-то произойдет.