Лев Зильбер больше 20 лет жил и работал в Щукине
Создатель советской школы медицинской вирусологии Лев Зильбер с 1939 года и до своей смерти в 1966 году руководил отделом вирусологии в Центральном институте эпидемиологии и микробиологии Наркомздрава СССР — сегодня это Институт им. Гамалеи. Жизнь учёного была полна ярких и драматичных событий.
Страшное поверье в Азербайджане
В 1930 году Зильбера направили бороться со вспышкой чумы в Азербайджане. Отряд из пяти врачей объезжал сёла, больных изолировали в чумном бараке, их дома дезинфицировали. «Эффективного лечения тогда ещё не было. Все больные лёгочной чумой погибали так же, как и в Средние века», — отмечал учёный в своих мемуарах.
Зильбер выяснил, что переносчиками чумы стали грызуны. Но одновременно выяснилась ещё одна жуткая причина вымирания целых семей. Сначала врач обнаружил, что кто-то вскрывает могилы умерших от чумы людей и забирает сердце и печень. А затем пожилой сельский учитель рассказал ему о древнем местном поверье: «Если умирают члены одной семьи один за другим, — значит, первый умерший жив и тянет всех к себе в могилу. Нужно вынуть его сердце и печень и… дать съесть всем членам семьи».
Зильбер разгадал страшную загадку чумного кладбища и предпринял жёсткие меры. Чумные трупы стали сжигать, район заболеваний оцепили войсками. Местных жителей переселили из домов в утеплённые палатки, причём людям выдали казённую одежду, предварительно раздев их донага. После чего их дома тщательно продезинфицировали. Эпидемию удалось остановить в короткие сроки.
«Мои дрожжи спасли немало жизней»
Успешный борец с эпидемиями чумы в Азербайджане, оспы в Казахстане, клещевого энцефалита на Дальнем Востоке вошёл в историю советской медицины как учёный, которого трижды сажали, обвиняя в намеренном распространении страшных инфекций.
Но и в тяжелейшие дни Лев Зильбер оставался человеком и учёным. «Будучи в одном из северных лагерей, я узнал, что олений мох — ягель — содержит много углеводов, и организовал довольно значительное производство дрожжей», — вспоминал Зильбер.
Дрожжи в тех условиях были важным источником витаминов. Препарат вводили подкожно при авитаминозах и дистрофии, которыми страдали большинство заключённых. Инъекции начали применять в лазаретах других лагерей: «Мои дрожжи спасли немало жизней». Чтобы посылать дрожжи в соседние лазареты, нужно было придумать, как закупоривать бутылки с препаратом. И Зильбер научился делать пробки из древесной коры, обрабатывая её так, что она становилась эластичной на две-три недели.
Жил на берегу Москвы-реки
В 1939 году, когда Лев Зильбер начал работать в Институте эпидемиологии и микробиологии, он поселился в двухкомнатной квартире в Щукине. «Тогда это был последний дом города, стоящий на берегу Москвы-реки, — вспоминал брат учёного писатель Вениамин Каверин о посещении его квартиры во время войны. — Мы добирались до него долго в холодных полупустых трамваях, а потом пешком через деревню. Резкий ветер только что не сбивал с ног, когда, хватаясь за кустики, мы поднимались по занесённому снегом взгорью».
Освободили Льва Зильбера в марте 1944 года, после того как его коллеги направили письмо на имя Сталина о невиновности учёного. Подписали его главный хирург Красной армии Николай Бурденко, академик Николай Гамалея, создательница советского пенициллина Зинаида Ермольева (бывшая жена Зильбера) и другие известные учёные. За квартирой во время отсутствия учёного следила его лаборантка. Всё было в полной сохранности: книги, картины. Но больше всего Зильбера поразила наполовину опорожнённая бутылка коньяка в буфете.
«Мы не кончили её за несколько дней до вынужденного отъезда. Как мог уцелеть коньяк за почти четыре года моего отсутствия в военное время?» — с изумлением спросил он у лаборантки, ставшей к тому времени заместителем директора института.
«Да ведь всё время ждали вас. Берегли, чтобы выпить за ваше освобождение», — ответила она.