Д. С. Лихачёв: «Счастье и несчастья в моей жизни»

Выпускник факультета общественных наук Петроградского университета неполных 5 лет провёл в исправительно-трудовом лагере по «популярной» 58-й статье и на строительстве Беломоро-Балтийского канала. Этот человек был настоящим учёным, для которого жизнь всегда предоставляла интересный объект для исследования. Где бы ни находился.

Из царской гимназии в советскую школу

Дмитрий Сергеевич Лихачёв (1906-1999) — потомок почётных граждан Петербурга. Его прадед и дед с честью носили и оправдывали это звание. Они были купцами. А отец будущего учёного выбрал другую стезю. Он рано самовольно покинул родительский дом и пошёл, что называется, по технической части: стал главным инженером Печатного двора. Это была небогатая, но очень достойная семья петербургских интеллигентов. Лихачёвы были заядлыми театралами, и их сыновья с раннего возраста знали весь репертуар Мариинского театра. Лето семья проводила в знаменитой Куоккале, которая своим духом творчества вдохновляла и подпитывала и родителей, и двух подрастающих сыновей. Эта спокойная и размеренная жизнь семьи и всей России закончилась в 1914 году. Началась Первая мировая война. Дмитрию 8 лет, и он определён в гимназию Императорского Человеколюбивого общества. А закончил своё среднее образование в 1923 году в Советской единой трудовой школе.

Тюремный срок «за любовь к буквам»

В 1923-1928 годах Дмитрий Лихачёв — студент романо-германской и славяно-русской секции отделения языкознания и литературы факультета общественных наук Петроградского государственного университета. По окончании последнего получил дипломы по двум филологическим специальностям. Занимался историей славянской литературы.

Кроме занятий в университете, у студента Лихачёва была возможность проявить себя как интеллектуала и остроумца на заседаниях молодёжного кружка по интересам с оригинальным названием «Космическая академия наук». Участники кружка (их было всего 8 человек) делали доклады на научные темы и обсуждали их между собой. Дмитрий Лихачёв читал свой доклад «О некоторых преимуществах старой русской орфографии». Название говорит само за себя. Напомним, что в новой стране всё должно было быть по-новому. Даже орфографические нормы русского языка. Молодой филолог высказал свои сомнения по этому поводу и защищал «старую» орфографию, которая была «попрана и искажена врагом Церкви Христовой и народа российского».

Современный российский учёный и писатель Евгений Водолазкин, ученик Дмитрия Сергеевича, написал в своих воспоминаниях о нём:

«Нам сейчас трудно понять, как можно получить срок за любовь к буквам».

Не мог этого представить и двадцатидвухлетний юноша Дмитрий Лихачёв. Он не мог представить и того, как можно донести на своего товарища. Но был именно донос.

Страшный день — 8 февраля

День 8 февраля 1928 года стал незабываемым на всю долгую жизнь учёного. В воспоминаниях Дмитрий Сергеевич пишет:

«Восьмого февраля под утро за мной пришли: следователь в форме и комендант… Сам обыск занял немного времени. Следователь справился с какой-то бумажкой, уверенно подошёл к полке и вытащил книгу Г. Форда „Международное еврейство“ в красной обложке. Для меня стало ясно: указал на книгу один мой знакомый по университету, который ни с того ни с сего заявился ко мне за неделю до ареста, смотрел книги и всё спрашивал, плотоядно улыбаясь, — нет ли у меня какой-нибудь антисоветчины. Он уверял, что ужасно любит эту безвкусицу и пошлость… Мать собрала вещи (мыло, бельё, тёплые вещи), мы попрощались. Как и все в этих случаях, я говорил: „Это недоразумение, скоро выяснится, я быстро вернусь“. Но уже тогда в ходу были массовые и безвозвратные аресты».

Следствие по делу о «контрреволюционной пропаганде» продолжалось 9 месяцев. После этого будущий учёный был отправлен на Соловки и оказался политзаключённым в «коммунистическом аду, возникшем на обломках монашеского рая» — в СЛОНе. Соловецком лагере особого назначения.

Власть не советская, а соловецкая

Новая власть начала социальный эксперимент по «перековке» людей. Сотни тысяч наших сограждан «перековывали» в исправительно-трудовых лагерях, ломая судьбы людей, калеча морально и физически. Каким же нужно быть сильным человеком, чтобы назвать столь страшный жизненный опыт «вторым и главным университетом» своей жизни! А именно так оценил 5 лет своей лагерной жизни интеллигентный двадцатидвухлетний «домашний» юноша.

Непосильная работа, произвол начальника («власть здесь не советская, а соловецкая»), конвейер массовых расстрелов и звериное поведение охранников — это только элементы, из которых слагалась атмосфера, трудно описываемая словами. Более всего, наверно, угнетали бессмысленность и абсурдность происходящего социального эксперимента.

Каким же трудом «исправлялся» Дмитрий Лихачёв от своих «контрреволюционных» мыслей и привычек? На Соловках ему приходилось работать и пильщиком дров, и грузчиком в порту, и электромонтёром, и ухаживать за коровами и лисами, и быть организатором жизни трудных подростков-беспризорников: он разыскивал детей по острову и убеждал их попробовать начать новую жизнь. Последнее он ценил в своей биографии особенно:

«Из всей этой передряги я вышел с новым знанием жизни и с новым душевным состоянием. То добро, которое мне удалось сделать сотням подростков, сохранив им жизнь, да и многим другим людям, добро, полученное от своих солагерников, опыт всего виденного создали во мне какое-то очень глубокое, залёгшее во мне спокойствие и душевное здоровье».

В лагере с Дмитрием Сергеевичем произошло ещё одно событие, полностью изменившее его мировоззрение и сформировавшее личность этого удивительного человека. Осенью 1929 года его имя было внесено в список 300 заключённых, подлежавших расстрелу. Только случай спас его от неминуемой гибели. Узнав о предстоящем расстреле, он покинул своих родителей, приехавших на Соловки навестить сына, и, спасаясь от казни, укрылся между поленницами дров, его искали, но не нашли. Лагерная администрация, стремясь выполнить план, заменила пропавшего Лихачёва другим человеком. Молодой человек слышал выстрелы и понимал, что теперь он живой за счёт какого-то незнакомого человека, принявшего случайную смерть. Как позже вспоминал Дмитрий Сергеевич, после этого события он осознал, что каждый новый день подарен ему Богом. Впредь он не должен ничего бояться и жить так — за себя и за того человека, чтобы жертва его не была напрасной.

Не трагедия, а бесценный жизненный опыт

В 1931 году Дмитрий Лихачёв в числе других заключённых был вывезен с Соловков — начиналось строительство Беломоро-Балтийского канала, для которого требовалась рабочая сила. Тут ему пришлось стать «счётным работником», потом железнодорожным диспетчером. Долгожданное освобождение состоялось летом 1932 года — на полгода раньше срока благодаря полученному званию «Ударник ББК»:

«Соловки, а затем Беломоробалтийское строительство увеличили только мои знания и жизненный опыт, но были настоящей школой нравственности. Срок моего заключения, как и большинства осуждённых по нашему делу с зачётом рабочих дней заканчивался как раз тогда, когда заканчивалось и строительство канала. Сталин, желая показать свою барственную щедрость по отношению к „исправившимся“ людям, полностью освободил „каналоармейцев“ (так называли нас, заключённых, на строительстве Беломоро-Балтийского канала), сняв к тому же и судимость».

Это строки из записок Дмитрия Сергеевича, которые он назвал «Счастье и несчастья в моей жизни. (Вместо автобиографии).

Летом 1932 года закончился самый трагический период в жизни этого феноменального человека. Ему было всего лишь 26 лет, а впереди долгая и совсем непростая жизнь: достижения в науке и преследования за убеждения, блокада Ленинграда, смерть друзей и родных от голода, эвакуация, всесоюзная и европейская слава, крепкая семья и трагическая гибель взрослой дочери, распад страны и открытие музейного комплекса на Соловках. Одна из экспозиций этого музея посвящена политзаключённому, академику Дмитрию Сергеевичу Лихачёву.

.