Иностранный капитал – угроза России.

На протяжении трех десятилетий существования Российской Федерации мы постоянно слышали речи о необходимости привлечения в отечественную экономику иностранного капитала. Мол, иностранный капитал – деньги, которых в стране не хватает. Мол, иностранный капитал поможет создать новые рабочие места, принесет новые технологии, увеличит пополнение государственного бюджета налогами, выведет российские компании на мировые рынки.

Все эти речи властей открыли широко ворота для доступа иностранного капитала в российскую экономику. Согласно данным Банка России, на 1 января текущего года суммарные активы иностранных инвесторов и кредиторов в российской экономике составили 1.166,6 млрд долл. В том числе активы в виде прямых инвестиций – 610,1 млрд долл., в виде портфельных инвестиций – 273,6 млрд долл., в виде прочих инвестиций (кредиты и займы) – 272,9 млрд долл. По оценкам академика С.Ю. Глазьева, накануне 24 февраля в собственности или под контролем иностранного капитала находилась половина всех активов российской экономики.

Еще в период горбачевской перестройки и в 90-е годы в нашей стране было немало противников допуска иностранного капитала в отечественную экономику. Тогда их высмеивали и дискредитировали, указывая, что они – пережиток «совка», коммунистический «предрассудок». Мол, национализация иностранного капитала в России после 1917-го года – варварство.

Однако вот что удивительно: и до 1917 года в России было немало противников присутствия в стране иностранного капитала. Одним из наиболее последовательных среди них был Сергей Фёдорович Шарапов.

Бурный приток иностранного капитала в российскую экономику начался с конца XIX века. Такой приток должен был способствовать наращиванию золотого запаса России (приходившие в Россию инвестиции, кредиты и займы были в валютах стран, установивших у себя золотой стандарт). Вместе с тем введение в России в 1897 году благодаря стараниям С.Ю. Витте золотого рубля на базе накопленного золотого запаса повышало, выражаясь современным языком, инвестиционную привлекательность России. Ведь теперь получаемые в России иностранными инвесторами и кредиторами дивиденды и проценты были в золоте!

Однако главной целью С.Ю. Витте было даже не введение золотого рубля, а именно создание для иностранного капитала в России благоприятного «инвестиционного климата». Изучение мною биографии и карьеры Витте привело меня к выводу, что он был ставленником европейского банковского капитала.

Многим тогда казалось, что Витте действует в интересах России. Например, он выступал за индустриализацию. Трудно не согласиться с целым рядом оценок Витте о промышленном отставании России от Запада и его выводами о необходимости ускоренного промышленного развития страны. Он был против эволюционного капиталистического развитии промышленности, поскольку на это требовалось слишком много времени, Россия безнадежно отстала бы от Запада. Витте выступал за активную государственную промышленную политику. Он считал, что индустриализация должна помочь российским компаниям выйти на внешние рынки и включиться в конкурентную борьбу, раздел и передел международных рынков и сфер влияния. Россия, по словам Витте, должна стать индустриальной империалистической страной наподобие Америки или Англии.

И вот под флагом борьбы за индустриализацию С.Ю. Витте проводил курс на привлечение в страну иностранного капитала. Он любил говорить, что иностранные капиталы приносят в страну «знания», «технологии», «опыт», «оказывают услуги», за что их владельцы вправе получать вознаграждение. Такая нехитрая «теория» усыпляла бдительность даже опытных государственных мужей.

Одним из главных оппонентов С. Витте по вопросу об иностранных инвестициях и займах стал Сергей Шарапов. В своей работе «Иностранные капиталы и наша финансовая политика» (1899) Шарапов полемизирует с Витте, хотя имени его не упоминает. Сергей Федорович не оспаривает того факта, что в Россию в прошлом приезжало много иностранцев как с капиталом, так и без капитала. Особенно много было немцев-колонистов, которых Екатерина Вторая вызвала из Германии для освоения российских просторов. Многие иностранцы ассимилировались, становились поддаными государства Российского, вносили вклад в экономическое развитие нашей страны.

Однако во второй половине XIX века ситуация изменилась. Иностранцы стали появляться в виде анонимных акционерных обществ, за которыми не видно было видно их настоящих хозяев, находившихся в Лондоне, Париже или Берлине. «Ассимилироваться» в России они даже не мыслили. Вот что писал по этому поводу Шарапов: «Так было в России еще недавно (речь идет об иностранцах, которые ассимилировались в России. – В.К.). Мы так к этому привыкли, что совершенно не заметили неожиданной перемены. А перемена произошла огромная. Наступила эпоха железных дорог, телеграфов, неслыханной ранее быстроты сообщений, широкого развития спекуляции, водворилось царство биржи, синдикатов, земельная собственность мобилизовалась, личность уступает место анонимному обществу, страшной силе соединенного капитала. Европейцы почти все очень обогнали нас на этом поприще. Но обогнали не столько техникой или лучшими качествами — обогнали, прежде всего, лучшей организацией, более крепкой общественностью, лучшим государственно-экономическим механизмом. Положение иностранца у нас совершенно изменилось. С одной стороны, наше общество как будто потеряло свою переваривающую способность, с другой - самая ассимиляция стала для иностранца совершенно ненужной».

И далее Шарапов пишет, что любое иностранное предприятие в России становится кусочком чужой страны. Взять, например, современного немца в России: «Если он ведет крупное дело, это уже не русское, а чисто немецкое дело. Потрудитесь зайти (если пустят) на любой немецкий завод в Петербурге или Москве. Администрация немецкая, делопроизводство немецкое, разговор немецкий, интересы немецкие и самая неразрывная, самая тесная связь с Германией как с метрополией. Территория завода — это завоеванная капиталом и почти отчужденная немцами территория. Это только номинально Россия. Русские рабочие здесь  только чернорабочие, и Россия от фирмы имеет только налоги да скудную поденную плату рабочим».

Шарапов использует здесь даже пример российского капитала, обосновавшегося в Средней Азии: «Возьмите Бухару и нашу там колонию — Новую Бухару. Разве, например, дело там любой крупной русской фирмы, вроде Большой Ярославской Мануфактуры, бухарское дело? Это настоящий уголок Русской земли, хотя номинально и во владении Бухарского эмира. В этом же роде совершенно и иностранные у нас крупные акционерные предприятия. Россия, разумеется, чуточку посильнее Бухары и рядом с немецкою и вообще иностранною промышленностью еще может выдвинуть свою, но... на долго ли? Ведь иностранная у нас промышленность растет гигантскими шагами, ведь иностранцы имеют явную тенденцию высаживать все русское и притом из самых лучших дел...».

Высказывает Шарапов и свое мнение о тезисе, что, мол, доходы от иностранных инвестиций – плата за предоставление «знаний», «опыта» «техники» и «услуг».

Во-первых, большинство тех отраслей и производств, куда приходят иностранные компании, не относятся к разряду передовых и в особо сложной технике не нуждаются. Более того, в техническом отношении некоторые отечественные производства, как отмечает Сергей Федорович, выше по техническому уровню, чем западные. Шарапов перечисляет, какие производства захватывают иностранцы в первую очередь: соль, уголь, нефть, рельсы для железных дорог.  Он пишет: «Идет постройка железных дорог, нужны рельсы, паровозы, все это обеспечено казенными заказами, и вот готов, ждет иностранец. Открывается винная монополия, требующая массу стекла и пробки. Опять иностранец, ибо здесь обеспеченный казенный заказ, который совершенно так же мог бы быть выполнен нашими заводами, будь у них оборотный капитал. Дальше: захватывается соль, уголь, нефть. Приносят ли здесь иностранцы что-либо новое, учат нас чему-нибудь? Увы! ... Затем иностранцы овладели конками почти во всех главных городах. Надеюсь, что эта наука невысокого качества».

В ряде отраслей, отмечает Шарапов, наоборот, иностранцы получали от нас передовые технологии. Например, в нефтяной и текстильной промышленности: «В Баку не мы учились у иностранцев, — техника бурения и добычи нефти там на огромной высоте, — там иностранцы — ученики наши, там они пришли на готовое… Теперь их капиталы направились на устройство прядилен и ткацких. Вы думаете, что здесь будет внесено что-нибудь новое в смысле техники…? Увы! Наша русская техника по прядению и ткачеству стоит ничуть не ниже, а в красильном деле даже выше иностранной».

Западные инвесторы не собираются создавать в России «продвинутые» отрасли промышленности: станкостроение, автомобильную и авиастроительную промышленность, химию. Зачем создавать конкуренцию своим же предприятиям в Западной Европе и Северной Америке? Их интересует в России лишь добыча полезных ископаемых, эксплуатация других природных ресурсов.  

Во-вторых, никаких «услуг» иностранцы со своими капиталами нам не оказывают. Шарапов, развенчивая этот миф, пишет, что из России за границу уходят не платежи за «услуги», а проценты, которые начисляются на гигантский внешний долг России: «Ни о каких услугах иностранцев и речи быть не может. Это не обмен услуг, а обязательная уплата долга. Русская земля, русский народ расплачивается своею недвижимостью, своими богатствами за бесхозяйность нашей экономической политики последнего сорокалетия (с либерального тарифа 1857 г.). Но... заметьте это: расплачивается, должая вновь, и притом в страшной степени...».

Однако отечественные «теоретики» этого либо не понимают, либо проявляют заведомую недобросовестность, когда говорят о «положительном влиянии» иностранных капиталов на российскую экономику: «…только величайшая наивность наших финансистов или прямая, заведомая недобросовестность может предполагать, что в крупных, миллионных предприятиях, основываемых на иностранные капиталы, есть что-нибудь, кроме самого обыкновенная снимания сливок, самого обыкновенного промышленного хищничества, где русский народ играет совершенно ту же роль, что индусы, китайцы, негры. Не даром же Екатеринославская губерния называется довольно откровенно Белым Конго».