Тарутино — необязательная победа? Почему Кутузов не хотел этого боя
Тарутинский маневр Кутузова, ставший прологом к перелому хода войны 1812 года, высоко ценили Клаузевиц и Наполеон. Но вот Тарутинское сражение, в котором русские одержали победу, по мнению главнокомандующего русской армией, было излишним.
210 лет назад, 18 октября 1812 года, состоялось сражение, которое у нас принято называть Тарутинским боем, а во Франции — Bataille de Winkowo, то есть Битвой у Винково.
Красота и эффективность маневра
Французское название вроде бы больше соответствует исторической точности — деревня Винково действительно была самым близким к полю боя населённым пунктом. Но эта точность — точность буквы, а не духа. Потому что если разобраться подробно, то выйдет, что русское название всё же более точное. Да, село Тарутино расположено дальше от места конкретного сражения, но дело не в этом, а в том, что бой, разгоревшийся тем осенним днём, стал логичным завершением одного из самых красивых маневров в истории войн вообще. А этот маневр и у нас, и у французов носит одно название — Тарутинский.
Красоту и эффективность маневра Кутузова оценили многие. Карл фон Клаузевиц, видный военный теоретик, современник и участник событий войны 1812 года, утверждал: «Этот маневр русская армия выполнила блестяще, с громадной выгодой для себя». Наполеон, уже пребывая на острове Святой Елены, вспоминал: «Одного положения под Тарутиным достаточно было, чтобы открыть мне глаза. Угрожая нашим сообщениям, оно не походило на положение армии расстроенной и лишённой бодрости. Оно не только прикрывало лучшие области государства и обеспечивало сильные подкрепления, но имело даже вид наступательный...».
«Бежали, как зайцы»
Всё верно. Но вот насчёт логичности завершения этого маневра сражением существовало несколько точек зрения. Скажем, главнокомандующий русской армией фельдмаршал Михаил Кутузов предпочёл бы обойтись без него. Конечно, он был рад победе русского оружия и сумел признать ценность этой победы для повышения духа русской армии: «Первый раз французы потеряли столько пушек и первый раз бежали, как зайцы». И в том же письме, адресованном супруге, он отмечал: «Надобно было разбить их дёшево для нас».
В приведённой фразе ключевыми надлежит считать три последних слова. Смысл маневра Кутузов видел вовсе не в том, чтобы прямо вот так сразу наброситься на авангард французской армии, возглавляемый Мюратом, и одержать победу. Фактически главнокомандующего к этому сражению вынудили его же подчинённые. Неудивительно, что Кутузов участия в битве не принимал и не поддержал наступление Леонтия Беннигсена, который был главным инициатором боя и осуществлял в тот день общее командование. Более того — главнокомандующий отозвал с поля боя корпус генерала Дмитрия Дохтурова. И счастье Беннигсена, что бой действительно обошёлся для русской армии сравнительно дёшево — 300 убитых и около 900 раненых против 2500 убитых и 1500 пленных французов, которые, к тому же, потеряли ещё и 36 пушек.
Если бы русские потери были сопоставимы с французскими, фельдмаршал пришёл бы в ярость. Он задумал великолепный план, который прямо сейчас приводился в исполнение. А в основе этого плана лежало наращивание сил. Наращивание, а не трата в победоносных, но необязательных сражениях.
В Тарутино Кутузов привёл чуть больше 87 тыс. человек. Наполеон же, засевший в Москве, располагал армией численностью около 120 тыс. человек. Это было в конце сентября. Да, блестящий маневр закрыл для Наполеона «лучшие области государства». Но расклад для русской армии, по-прежнему был, мягко говоря, нехороший.
Что было нужно Кутузову, причём позарез? Пополнять личный состав. Запасаться продовольствием и тёплой одеждой — на носу зима. Заботиться об оружии, боеприпасах, лошадях и даже о подковах. Создавать напряженную обстановку на вражеских коммуникациях. И, главное, сделать так, чтобы Наполеон как можно дольше сидел в Москве, потому что сейчас тягаться с ним в сражении — смерти подобно. Потом — да, разумеется. Но чтобы это «потом» наступило, на счету каждый солдат, не говоря уж о генералах. Вот этим и был занят главнокомандующий.
Иллюзия близкого мира
Надо сказать, что действовал он более чем решительно. Искушённый царедворец и мастер административной подковёрной борьбы, Михаил Илларионович знал, чем пригрозить и как подействовать на нерасторопных даже во время войны гражданских и военных чиновников.
Совершая поистине суворовские марши по 60-70 вёрст в сутки, с Дона идут 26 казачьих полков. Споро набирается ополчение. Разжигаются партизанские действия: «При отступлении Главной армии в крепкую Тарутинскую позицию поставил я себе за правило, видя приближающуюся зиму, избегать сражения; напротив того, вести беспрестанную малую войну, чтобы быть в состоянии отнять у неприятеля все способы к изысканию продовольствия и фуража». До «Тарутинского сидения» активно действовало лишь два армейских партизанских отряда — Фердинанда Винцингероде и знаменитого гусара Дениса Давыдова. В Тарутино было создано ещё десять отрядов, парализовавших снабжение армии Наполеона.
Губернаторам соседних областей рассылаются грозные депеши: «Вы дадите ответ за тех солдат, которые занемогут от стужи!» Как результат, полушубками, наконец, снабжены все регулярные части. Ну а что касается питания, то здесь было совсем неплохо: «Сверх отпускаемого на настоящее время продовольствия, особый запас провианта уже сделан на 10 дней».
И, разумеется, Кутузов долгое время создаёт у Наполеона иллюзию близкого мира, который, дескать, император Александр I подпишет со дня на день. Может быть, даже завтра, уж Кутузов об этом только и печётся. А, значит, нечего дёргаться и что-либо предпринимать — сиди себе в Москве и жди русских парламентёров. Полковник Николай Муравьёв, занимавшийся тогда в Тарутинском лагере обучением ополченцев, вспоминал: «Предложения о мирных условиях были посланы в Петербург с курьером, но курьеру приказано было попасться в руки неприятелю, и Наполеон уверился в мирных расположениях Кутузова. Между тем через Ярославль был послан другой курьер к Государю с просьбою не соглашаться ни на какие условия».
Всё это — работа кабинетная, мало кому очевидная. Да и секретная — о «прокачке» русской армии французам знать необязательно. Многие генералы, раздосадованные сдачей Москвы, писали на имя императора гневные письма, где обрушивались на «ничего не делающего главнокомандующего». Доходило чуть ли не до анекдота — среди самых весомых обвинений в адрес Кутузова значилось, что он спит по 18 часов в сутки, а постель ему греет молодая любовница, переодетая казаком. Хорошо ещё, что эти доносы попали на глаза умному и остроумному человеку, генералу Карлу Кноррингу: «Что касается любовницы, это не наше дело — победитель турков генерал-фельдмаршал Пётр Румянцев-Задунайский имел при себе таковых не менее четырёх. А что Кутузов спит, так пусть себе спит. Каждый час сна этого старца приближает нас к победе».
Что, кстати, было правдой. «Бездействие» Кутузова действительно приближало Россию к победе гораздо серьёзнее, чем лихие атаки с саблями наголо. И уж тем более такие, где могли лишиться жизни генералы.
А ведь Тарутинское сражение было именно таким. В ходе боя был «перерезан напополам» французским ядром командующий 2-м пехотным корпусом генерал-лейтенант Карл Багговут. Помните, что Кутузов отозвал с поля Тарутинского боя генерала Дмитрия Дохтурова? Жизнь показала, что «робкий и нерешительный» Кутузов всё сделал правильно. Дохтуров пригодился потом, когда его корпус в страшной сече отстоял Малоярославец. Тот самый город, о котором говорил адъютант Наполеона Филипп Поль де Сегюр: «Злосчастное поле битвы, на котором остановилось завоевание мира, где двадцать лет непрерывных побед рассыпались в прах». А теперь представьте, что Дохтуров был бы убит под Тарутиным...