И руки долго пахли земляникой
За огромными яблонями скрыт старый дом, где живет моя прабабушка — пра-ба, там, в тени, прохладно. Тут же, на солнечной полянке, жара. Жужжат, толкаясь над розовым клевером, огромные круглые шмели, и на нескольких грядках зреет клубника, спрятанная под растопыренными ладошками зеленой резной листвы. Ноги мои горят от росы, но это счастье — добежать сюда до завтрака, облазить все грядки и найти покрасневшую за ночь ягодку, и нестись скорее обратно, зная, как будет рада пра-ба.
Как истинная петербурженка, пра-ба говорила только «парадное» и больше других ягод любила морошку. Историю о том, что именно ее просил умирающий Пушкин, я слышала в детстве много раз, и потом, попробовав, наконец, эту ягоду, испытала некое разочарование. Став москвичкой еще в 1930-х, пра-ба полюбила клубнику. Собрав аж полную горсть поспевших ягод, я бегу домой, на старое, скрипучее крыльцо, — угощать. Морщинистое прабабушкино лицо освещается улыбкой, и я обнимаю ее руками, пахнущими клубникой...
А ведь было все — будто вчера. Вдыхаю аромат ягод и проваливаюсь еще дальше — в летнюю лагерную смену, где мне было так одиноко. Меня почему-то определили в отряд с ребятами на пару лет старше, ко двору я там не пришлась, и от тоски меня спасали только занятия в кружке соломки, книги из библиотеки и сбор земляники на поляне за корпусом столовой. Я нанизывала ее на нитку, и потом сдавала в «общак» — мы ели ее вечером. Пальцы потом долго пахли сладким земляничным соком...
Ни один парфюмер мира не смог воссоздать аромат клубники и земляники с точностью. Помню, как заныло сердце, когда я, уже став взрослой, узнала, что клубника — и не ягода вовсе, а многоорешек, а плоды ее — «разросшееся цветоложе». Скучно, но пусть так! Но сейчас клубникой пахнет весь город, ее продают везде. Пробуя ее, мы на миг становимся детьми. И встречаем лето: оно на пороге.