Из кошмовалки - на фронт. Как труженица из Базарносызганского района согревала бойцов

В редакционном архиве газеты «Новое время» есть материалы, о которых стоит напомнить, возможно, и не один раз.  Уходит поколение старожилов, тех, кто знает историю своей малой родины, потому что они сами эту историю творили и были ее непосредственными участниками. А прошлое, как известно, забывать нам никак нельзя. Итак, вот одна из таких историй, рассказанная нашей землячкой Анастасией Григорьевной Дрондиной. Когда-то, в тридцатые – сороковые годы прошлого столетия, как вспоминают старожилы Базарного Сызгана, в нашем поселке было немало небольших производств: мельница, пекарня, сапожная артель и прочие. Среди них – кошмовалка, где производилась строительная кошма. Вот как об этом рассказывает Анастасия Григорьевна Дрондина (на снимке), трудившаяся здесь в конце тридцатых годов и в годы войны. Пожилые базарносызганцы помнят, что тогда кошмовалка находилась в конце Мельничного переулка (тот, что сейчас слева от Дома культуры). На берегу речки располагались мельница, дранка, где драли просо, ческа и чуть выше, с правой стороны, – кошмовалка. Это было большое деревянное двухэтажное здание. «Мне исполнилось 14 лет, когда наша семья переехала из Папуз в Базарный Сызган. Нас раскулачили и выгнали из дома, так что надо было искать другое место жительства. По совету знакомого родителей и при его помощи папа устроился работать на кошмовалку, туда же взяли и меня». «На большом полотне, – рассказывала Анастасия Григорьевна, – тонким, ровным слоем раскладывали шерсть. Затем ее закатывали в валик. Получившуюся скатку люди, сидя на скамейках, прокатывали ногами. Не час и не два, а пока не скатается до нужной плотности. Чуть позже стали применяться люльки, тяжеленные деревянные колодки, подвешенные к железным трубам на цепях и раскачиваемые, как качели. В результате после многочасового труда получалась плотная, жесткая кошма. Материал очень грязный, пыльный – люди при работе с ним надевали на лицо что-то вроде респираторов, чтоб не задохнуться. Помню, что в то время на кошмовалке трудилась все больше мордва – приехавшие в Базарный Сызган семьями из Коченяевки, Белого Ключа Борисовы, Ураскины, Леонтьевы, Исмакаевы, Дырченковы, Булановы, Тихоновы. Не знаю, по какой причине, но в 1937 году на пойме речки Сызганки, недалеко от того места, где сейчас находятся дома под номерами 108,116, 132 и другие по улице Советской, стали строить новую кошмовалку. Через короткое время там стали работать два цеха: по катанию кошм и валке валенок. Чтобы изготавливать последние, привезли специальные машины. Мои отец и брат Петр специально ездили в Сызрань, чтобы научиться на них работать. Потом к вальщикам присоединились Иван Жамков и Иван Барсуков. Я тоже стала трудиться рядом с папой. Только не на машине, как он, а катать валенки вручную». Пожилая женщина в мельчайших подробностях помнила весь процесс. «На специальном верстаке работники настилали овечью шерсть. Обязательно осенней стрижки, в противном случае обувь носилась недолго, да и не так хранила тепло. Перед этим шерсть возили на тележке, куда нагружали по 4 мешка, за 15 километров, в деревню Никулино. Там ее чесали, то есть очищали от мусора и грязи, разбирали на небольшие пряди. На станке за смену рабочий успевал свалять до пятнадцати пар валенок, вручную же получалось всего две или три. Понятно, что работа требовала специальной квалификации, умения, ведь, не зная тонкостей, добротную вещь не сделаешь». С началом Великой Отечественной войны коллектив кошмовалки значительно поредел по мужской части. Всех мужиков забрали на фронт. Остались лишь мой отец и Ваня Жамков, да и тем через год повестка пришла. В общем, вдруг оказалось, что на станках работать некому. Папа мне и говорит: «Иди, Настенка, на мой станок». Наскоро в последние перед отправкой дни объяснил, показал мне, как там работать, и уехал. Никогда не забыть, сколько я слез тогда пролила. На каждый станок спускался план  – 15 пар надо сделать, не меньше. Не успеваешь – оставайся после работы. Невыполнение плана по законам военного времени каралось строго, можно было «за саботаж», как говаривал начальник нашей мастерской, эвакуированный еврей Хейман, в кутузку угодить на несколько лет. Так что руки-ноги не двигаются, а ты все равно стой за станком. Такие были суровые времена. На готовой продукции потом ставилась печать и размер. Самый большой был 30-й. Все производимое нами шло прямиком на фронт, в действующую армию. В кошмовалке наша односельчанка проработала до конца войны. Из редакционного архива